Я был сисадмином кабинета информатики в самом начале его существования.

Закончив девятый класс, летом 1990 года мы ездили в Пушкинские Горы. Гуляя по пушкинским местам, мы случайно встретили наших же ребят из параллельного класса. С их классным руководителем А.Ю. Волоховым у меня завязалась дискуссия, и помимо прочего, я критиковал Ю.В.Завельского за отсутствие в школе кабинета информатики. Александр Юльевич объяснял, что директор не спешит и хочет иметь в школе не какие попало компьютеры, а хорошие, и тот разговор явно запомнил.

Первые компьютеры в школе появились полтора года спустя, в декабре 1991 года, за неделю до зимних каникул. Ранее уроки информатики проходили в соседнем доме пионеров (ныне "Созвездие"), где стояли старые "Ямахи", а матклассы вдобавок изучали программирование в УПЦ ВТ (ныне Лицей информационных технологий).

На перемене перед последним уроком ко мне подошёл радостный Волохов: "Костя, компьютеры привезли, нужна помощь". Мы пошли в 26-й кабинет, бросавшийся в глаза только что установленной бронированной дверью, где он меня порекомендовал как специалиста по компьютерам и познакомил с Таисией Алексеевной Егиян, первой учительницей информатики в нашей школе. Я спросил, какая именно помощь нужна, и услышал в ответ нервное: "происходит что-то непонятное". Я обещал зайти после урока и побежал на английский. Боюсь, любой другой урок я в такой волнующий момент просто прогулял бы, но английский был моим любимым предметом.

"Непонятное" быстро стало понятным. Наши компьютеры были целой компьютерной сетью под управлением системы Novell NetWare, и ни у кого в школе не было опыта работы с ней. Поэтому когда после включения появлялось приглашение ввести имя пользователя и пароль, никто просто не знал, что делать. У меня небольшой опыт с такими сетями был, так что я быстро зашёл в систему, завёл пару пользователей, показал Таисии Алексеевне как ей пользоваться. Это был мой шанс показать себя и потешить моё самолюбие, я за него ухватился и предложил помощь в налаживании кабинета информатики. Так я стал неформальным сисадмином школы и первым делом прочитал всю приехавшую с компьютерами документацию, чтобы стать именно тем специалистом, за которого меня принимали.

* * *

В самом начале своего существования кабинет информатики был далеко не таким уютным местом, каким он впоследствии запомнится поколениям выпускников. Вдоль обеих сторон кабинета стояли установленные в непрерывный ряд советские парты с нагромождёнными на них мониторами и системными блоками, а в середине кабинета было пусто. Никаких чаепитий, уроков гитары и прочей светской жизни не было. Разговоры шли не о творчестве Галича, а о том, где взять 800 ещё советских рублей на покупку срочно необходимого сейфа. Уроки информатики ещё не начались, я сидел в полупустом кабинете и колдовал над мастер-экземпляром загрузочной дискеты.

Через открывшуюся дверь в кабинет вбежал харизматичный молодой человек лет двадцати пяти в костюме, с небольшой аккуратной бородой и в очках. Перекинувшись парой слов с находившимися в кабинете взрослыми, он подсел ко мне и сказал, что ему кажется, что я здесь надолго. И что он поэтому предпочёл бы иметь дело со мной, а не с молодым помощником учительницы информатики, на которого изначально надеялись возложить администраторские функции и который вряд ли надолго задержится на этой работе. Мы поговорили с ним об организации работы классов и прочей сисадминской рутине, потом он убежал по своим делам, а я спросил окружающих, кто это был. Так я познакомился с Виталием Дмитриевичем Арнольдом (RIP).

Я не уверен, что Арнольд изначально собирался быть учителем информатики. Он тогда был заместителем директора по экономическим вопросам и, вроде, вёл ещё какую-то математику. В роли замдиректора он опекал кабинет информатики и всё чаще и чаще в него заходил. К весне кабинет информатики постепенно превратился в его естественную среду обитания.

Уроки информатики первой начала вести Таисия Алексеевна Егиян. Я напросился посидеть на первом уроке гуманитарной половины моего класса 11"г". Урок для меня был откровением: до этого я полагал, что на уроках информатики учат программированию. Так было в неплохой дворовой школе, откуда я перешёл в 43. Так было в соседнем доме пионеров, где нас учили информатике до появления компьютеров у нас. Я не очень понимал, зачем гуманитариев учить программировать. Но оказалось, что можно просто учить людей пользоваться компьютером, и Таисия Алексеевна делала это очень хорошо.

Одновременно я понял, что мешаю на уроке своим присутствием. Таисия Алексеевна весьма незаслуженно считала меня каким-то небожителем и периодически неуверенно посматривала в мою сторону, как будто сомневаясь в своих словах. Поэтому больше я посидеть на уроках никогда не напрашивался, и мой первый урок информатики в 43-й школе одновременно стал и моим последним.

Весной 1992 года работать в школу пришла и Наталья Николаевна Любимова (RIP), сразу выбравшая для себя именем пользователя "NN". В моё время она уроков не вела, а просто сидела с "детьми" на занятиях по информатике после обеда и была помощницей учителя. У неё было совершенно потрясающее терпение, доброта и готовность помочь, она могла полчаса сидеть с одним школьником и помогать ему осваивать какой-нибудь трудный аспект работы с компьютером. Когда учеников не было, она всегда спрашивала, может ли быть чем-то полезной.

Мне работа неофициальным сисадмином давала три привилегии. Во-первых, я когда угодно мог заходить в кабинет и пользоваться компьютерами. Во-вторых, была уважительная причина опоздать на любой урок (я не злоупотреблял). И в-третьих, я тогда чаще общался с Виталием Арнольдом, чем любой другой человек в школе. Те, кому повезло быть его учениками или коллегами, знают, какая это ценность.

 * * *

Виталий Дмитриевич оказал на меня огромное влияние. Он был единственным встреченным мной в школьные годы учителем, который для меня был не только авторитетом, но и примером для подражания. Я безмерно уважаю всех преподавателей, которые имели несчастье меня учить в 43-й, и очень им благодарен. Но я никогда не хотел стать таким, как Волохов, Кацва, Кулагин или Виленский. А вот стать таким, как Арнольд - хотел. Разумеется, я таким не стал, но пару черт его характера я себе позаимствовал. Прежде всего более позитивное отношение к жизни и умение видеть разговор с точки зрения собеседника.

Переселившись в кабинет информатики, Арнольд быстро взял бразды правления в свои руки. С ним было приятно работать. По отношению ко мне он никогда не носил маску учителя или начальника и был просто старшим товарищем, с которым мы делали общее дело, перемежая это изрядным количеством шуток. Его шутки были добрыми, а я был язвой. После выпускного он предложил мне перейти на ты, но я так и не смог заставить себя говорить "ты" представителю сословия учителей.

Первым проектом Виталия Дмитриевича была закупка специальных компьютерных столов. Он вложил в это столько энергии, как будто от этих столов зависела его жизнь. Он буквально считал дни до их доставки. Каждый раз, заходя в кабинет, он радостно говорил, что скоро приедут столы. Я чуть посмеивался над его нездоровым интересом к столам, но он оказался абсолютно прав. Эти отделанные под дерево столы не только были очень удобными, но и полностью уничтожили казённую атмосферу в кабинете.

Вместе со столами приехали мягкие деревянные стулья (вращающиеся кресла на колёсиках были недоступной роскошью в стране только что проигравшего социализма). Они были очень удобными, но из-за отсутствия металлического скелета на них нельзя было качаться, о чём легко было забыть. Тогда в кабинете информатики раздавался грохот, и с обломков стула поднимался незадачливый ученик, потирая ушибленную часть тела. Гневу Виталия Дмитриевича в такие моменты позавидовал бы даже молодой Леонид Александрович.

Вторым проектом Виталия Дмитриевича было подключение кабинета информатики к электронной почте. Такая связь в те времена стоила безумных для школы денег, но в итоге было найдено доступное решение с практически неограниченным объёмом данных (BITNET). Благодаря электронной почте наш маленький кабинет информатики оказался на связи со всей планетой. Пользоваться почтой в кабинет заходили самые разные люди, имевщие знакомых или родственников за границей, от наших учеников до просто чьих-то знакомых, не имеющих отношения к школе. Я почтой тоже активно пользовался для переписки с отцом, когда тот уезжал в загранкомандировки. Электронная почта не пропускала русские буквы, и с тех пор у нас с отцом осталась привычка писать друг другу сообщения по-английски.

У Виталия Дмитриевича была потрясающая способность моментально находить общий язык с любым человеком, быть интересным собеседником и располагать к себе кого угодно. Он этим активно пользовался в интересах школы, отыскивая "хороших людей" и, например, убеждая их бесплатно предоставить нам лицензионное программное обеспечение. Причём это умение находить ключ к людям было не просто случайным б-жьим даром. Арнольд над ним работал и очень им гордился.

Однажды я у него на столе увидел старую папку с надписью "НКВД СССР" и упросил дать мне её посмотреть. Внутри было дело на какого-то из его репрессированных предков. Эта папка была самой страшной вещью, которую я когда-либо держал в руках. Я к тому времени прочёл "Архипелаг ГУЛАГ", "В круге первом", "Крутой маршрут" и слышал рассказ моей бабушки о том, как у неё в 16 лет забрали отца, как они с её мамой носили ему передачи, и как в один ужасный день передачи перестали принимать. Но это были лишь слова, а тут было материальное свидетельство ужасов той эпохи, где на последней странице стояла подпись палача.

К моему удивлению, Виталий Дмитриевич был совсем не так взволнован этой папкой. Зато его распирала гордость за настолько искусно написанное заявление, что ему это дело выдали на руки, а не просто дали полистать в архиве.

Я только один раз видел, как его дар находить с людьми общий язык не сработал. Однажды в кабинет информатики пришли двое специалистов, чтобы вставить в компьютеры модули для удалённой загрузки. Они источали презрение и постоянно повторяли, что делают только то, за что им заплатило начальство, а за разговоры с нами оно им не платило. После их ухода в кабинете повисла неловкая тишина. Арнольд был заметно огорчён, что не удалось в них пробудить ничего человеческого. Тут он глянул в оставленные ими документы и внезапно рассмеялся: оказалось, одного из мастеров звали Володя Шарапов. Мир снова был в порядке.

А ещё Виталий Дмитриевич умел придумывать отличные пароли. С точки зрения современной криптографии они, конечно, были никакими, но догадаться до них было решительно невозможно.

К весне 1992 года в нашем кабинете информатики установился чёткий распорядок дня. Утром шли уроки. Между уроками иногда были часовые паузы, когда можно было зайти в тихий пустой кабинет по своим делам (рай для сисадмина). После уроков кабинет снова заполнялся школьниками, шли факультативы и самостоятельная работа на компьютерах. Домашние компьютеры тогда мало у кого были, так что желающих было очень много. Вечерами кабинет превращался в уютный клуб для более взрослых с обязательным общим чаепитием. Завсегдатаем был Леонид Александрович Кацва, писавший в "лексиконе" один из первых своих учебников. Часто появлялись Ольга Эдуардовна и работавший впоследствии учителем информатики Боря Феликсон.

По пятницам вместо послеобеденных занятий были игры, и тогда никто почему-то не просил Наталью Николаевну помочь с компьютером. В остальное время игры были запрещены. В самом начале, когда ещё не было ни уроков, ни порядка, в кабинет информатики как-то зашёл Юрий Владимирович. Как назло, кто-то играл в диггер. "Так вы тут в игры играете?" - с удивлением сказал Юрий Владимирович. Таисия Алексеевна потом переживала, что мы оставили у него плохое впечатление.

Я однажды написал простую программу для удалённого доступа к компьютерам, чисто как упражнение в программировании. Виталий Дмитриевич неожиданно пришёл от неё в восторг и установил её на все наши компьютеры. И если кто-то тайком во время занятий играл в игры, Виталий Дмитриевич безжалостно перехватывал управление на себя и начинал играть сам.

Не миновала кабинет информатики и бурная театральная жизнь школы. За несколько часов до спектакля "Сирано де Бержерак" к нам забежала Елена Дмитриевна Волжина. Что-то пошло не так, и нужно было срочно напечатать более сотни программок спектакля. У нас закипела работа. Был моментально написан текст, Миша Кренгель нарисовал графику - скрещенные мечи. Оказалось, что на печать одной программки с графикой наш медленный принтер тратил минут пять. От графики отказались, но печать всё равно была слишком медленной. Тогда мы начали печатать по четыре маленьких программки на лист и разрезать листы ножницами. Мы успели. Если у кого-нибудь чудом осталась та программка, её обязательно нужно послать в книгу рекордов Гиннесса - думаю, у нас неплохой шанс установить мировой рекорд по наихудшему полиграфическому исполнению программы спектакля.

* * *

Прошли последний звонок, выпускные экзамены, выпускной вечер и вступительные экзамены в МГУ. Я перестал быть учеником 43-й школы, но по-прежнему часто заходил вечером в наш кабинет информатики. Вообще-то я ожидал деликатного намёка, что кабинет не резиновый и пора освобождать место для более молодых. Но ничего такого не было, а вскоре в нашем вечернем клубе начали появляться знакомые лица уже бывших одноклассников и учеников нашей параллели. Обменивались новостями, говорили о разном. Помню, Миша Лаговер принёс похвастаться первые заработанные доллары и мы проверяли, действительно ли у долларовых банкнот оттягиваются уголки. Так вечерний клуб в кабинете информатики стал и клубом выпускников.

Через год Виталий Дмитриевич рассказывал мне за чашкой чая, как впервые принимал экзамены по информатике. Лучшему ученику он безо всяких вопросов сразу поставил пятёрку, потому что тот знал предмет лучше учителя, и задавать ему вопросы В. Д. считал некорректным.

У меня летом 1993 года наметился отъезд в Германию. Дата несколько раз сдвигалась, и Виталий Дмитриевич уже шутил, что он раньше уедет в Израиль, чем я - в Германию. Но в итоге я уехал, а он остался. Так закончилось моё время в уютном кабинете информатики 43-й школы.

* * *

Наверное, нужно описать технику, на которой мы тогда работали (не интересующимся лучше пропустить этот абзац). Для учеников у нас стояли 10 компьютеров типа PC/AT с 80286 процессором, 1 мегабайтом памяти, графикой VGA, без локальных дисков и с 5-дюймовым дискетником, операционной системой была суперсовременная в то время MS-DOS 5. На учительском столе стоял компьютер помощней, с 80386 процессором, 2 мегабайтами памяти, локальным диском на 40 мегабайт и дискетниками на 5 и 3 дюйма. Все эти компьютеры были соединены коаксиальным кабелем в мегабитную сеть и подключены к серверу Novell NetWare, в котором стоял диск аж на 80 мегабайт. Вот в эти 80 мегабайт и вмещалось всё наше программное обеспечение и все файлы школьников и учителей. На учительском столе ещё был 9-игольный матричный принтер, ручной сканер, которым нужно было возить по бумаге, и модем на 9600 бод (реальная скорость связи была обычно 2400 бод).

* * *

Для меня работа школьным сисадмином была интереснейшим опытом. Я не очень хорошо вписывался во внеклассную жизнь школы (меня в ней мало что интересовало), а тут и у меня после уроков, наконец, появилось занятие по душе. Я смог совершенно под другим углом увидеть нашу школу, её учителей, и взглянуть за её кулисы. Смог развить собственные компьютерные навыки. И надеюсь, смог что-то дать школе, которая так много дала мне.

 

Константин Кукушкин (XVII), 
Франкфурт-на-Майне, 
август 2021