Учебник А.Н.Квашенко "Зоология Позвоночных"
Ссылка на видеозапись лекций по Драконистике, 2011 г.
Ссылка на видеозапись лекций "Поведение животных", 2012 г.
ПАВЕЛ ЮРЬЕВИЧ БОКОВ, директор 1543:
Не стало учителя биологии школы № 1543 Андрея Николаевича Квашенко.
Андрей Николаевич бесконечно интересный на уроках. Безотказный в любом школьном деле. Походник и организатор практик. Чуткий к чужой боли и готовый бросить всё ради решения внезапно случившихся неотложных дел. Великолепный лектор. Человек, поражавший своим опытом, своей начитанностью, глубиной в самых невообразимых закутках науки и жизни. Каждый без исключения ученик для Андрея Николаевича всегда был Персоной с заглавной буквы.
Андрей Николаевич, Вас будет нам не хватать…
Вечная память!
/ 14 января 2021 г. /
СЕРГЕЙ МЕНДЕЛЕВИЧ ГЛАГОЛЕВ, основатель биокласса 1543:
Андрей пришел в 43-ю школу через полтора года после появления в ней биоклассов. Привел его к нам Володя Паракецов – мы с ним до этого знакомы не были. С тех пор Андрей Николаевич стал одним из ведущих учителей биологии. В биоклассах он вел зоологию позвоночных (включая практикум), анатомию и физиологию человека, долгие годы участвовал во всех наших практиках (а некоторые из них – например, замечательную практику в Недвиговке на Дону – сам и организовывал). Вел он и факультативы – «Основы психологии личности», «Драконистику» и другие. И это был единственный учитель нашего отделения (и один из немногих в школе), чьи факультативы были жизнеспособны и собирали полные аудитории – одно это уже о многом говорит.
За тридцать лет нашей совместной работы много было всяких историй и приключений. Года два из этого времени, а может, и побольше, мы прожили в соседних палатках и ели их одного котла, и много километров вместе прошли по суше и по морю. И в первые годы – по теперешним меркам – мы были совершенно бесшабашными и отчаянно рисковали. За многое я Андрею благодарен, но, пожалуй, главное – это то, что в опасных ситуациях он всегда сохранял самообладание и выручал группу (а если честно – несколько раз просто спасал жизни). В рискованные предприятия и все мы, и отдельные безбашенные школьники пускались бы и без него. А вот чем они закончились бы без Андрея Николаевича с его туристическим и альпинистским опытом, физической силой, уверенностью и просто смелостью – еще неизвестно.
Главной его чертой как человека, по-моему, была независимость характера. Он и сам об этом говорит в своем интервью. И, как ни странно, поэтому он не мог быть воспитателем и отказывался (кроме единственного раза) от роли классного руководителя. Но при этом его влияние на учеников было колоссальным. Просто благодаря общению и личному примеру.
А независимость – в нашей стране черта редкая и очень ценная. По своей инициативе Андрей мог делать (и делал!) самые разные глупости. Но невозможно себе представить, чтобы он мог сделать глупость, а тем более – подлость по чьей-то указке или «заодно со всеми». И дети это прекрасно чувствовали. Что труднее всего (а часто невозможно) простить учителю? Обманутого доверия. С Андреем ученики могли говорить о чем угодно – с полной уверенностью, что он никогда их доверия не обманет, их откровенностью не злоупотребит.
А как в учителе в Андрее Николаевиче, несомненно, главным была его харизма. То, как он говорил, как держал себя с учениками (кстати, вовсе не запанибрата – хоть он и отрицал дистанцию между учителем и учеником). Личное обаяние – трудно сформулировать, в чем оно состоит. Но на одной харизме далеко не уедешь (хуже того – можно заехать совсем не туда, куда надо). Харизма дополнялась очень широким кругом интересов (это дети всегда ценят) и отличной эрудицией.
А еще у Андрея был педагогический талант. Он был очень талантливым учителем, а в чем-то, может быть, даже гениальным. Талант его заключался в том, что он был отличным рассказчиком и мог понятно и образно объяснять сложные вещи. А гениальность – в том, что уроки он умел строить как захватывающий детектив, который разгадывал вместе с учениками. И этим приемом одновременно увлекал их своим предметом и учил учиться. Правда, при этом он никогда не проходил программу. Неразумные родители одного из биоклассов даже жаловались на него: дети занимаются какой-то непонятной заумью вместо подготовки к ОГЭ! Вряд ли родители понимали, чего они хотели лишить своих детей. Надеюсь, что сами ученики, повзрослев, смогли во всем разобраться.
Хотя Андрей в последние годы работал только в биоклассах, его смерть – это тяжелая утрата для всей школы. Для ее духа. Для того, на чем она должна стоять. И если этот дух мы хотим сохранить – нам надо Андрея Николаевича почаще вспоминать.
Белое море
ПОЛИНА АНДРЕЕВНА ВОЛКОВА, учитель биологии:
Своеобразной "визитной карточкой" Андрея Николаевича был его уникальный курс по "Драконистике". Очень жаль, если он так и останется неизданным. Я знаю, что курс лекций был расшифрован выпускниками. Наверное, мы можем отыскать и иллюстрации к курсу, сделанные А.Н. в электронном виде. Все, кто мог бы деятельностно поспособствовать изданию "Драконистики", пожалуйста, обращайтесь на почту (polina.an.volkova@gmail.com).
К сожалению, при жизни А.Н. эту публикацию организовать не удалось.
ЕЛЕНА ВСЕВОЛОДОВНА ТЕРЕЩЕНКО, учитель литературы:
Думая о том, кем был этот человек в моей жизни, понимаю: в первую очередь – Адрианом, ярким и незабываемым участником археологической экспедиции на Каменной Балке, а уже во вторую – Андреем Николаевичем, учителем биологии и коллегой. В чём-то это два разных образа, но именно они и задают ту широту личности, масштаб человека, о которых говорят все, кто его знал.
Сидя в археологическом раскопе или на ночных балковских посиделках при звуке цикад и гитары, читая лекции на факультативах в школах, он был прежде всего Рассказчиком. Его манера подачи информации завораживала, превращала его в мудрого Змея Каа (он и рожден был в год Змеи), а слушающих – в своеобразных бандерлогов. Взгляд его прищуренных глаз был цепким и пронизывающим, изучающим. Вообще, было в нём что-то хтоническое, сродни его драконам, и он это знал, и с этим жил, и не всегда справлялся…
У любого дракона есть предназначение: он может пугать своей мощью и силой, выпускать пламя, но он же хранитель богатств и кладов. И вот этим богатством Адриана была могучая жажда исследования и познания Жизни, чем он и делился с другими. И сам он, разносторонне и эмпирически исследуя Жизнь в молодости, пришёл к удивительной мудрости созерцателя, когда мы пересеклись с ним уже в школе.
Преподавая школьникам зоологию и основы психологии личности, он соединял материю и дух, знал, что душа материальна. Всегда опирался на Знания и Логику, объясняя подросткам (да и учителям), что происходит в их теле и душах. Он умел работать и с малышами: как ломились пятиклассники на Дне Науки к нему на занятие по палеонтологии!
В школьном сообществе учителей он тоже был скорее Наблюдателем, изучающим с интересом и это многосложное явление. На педсоветах говорил нечасто, но его суждения всегда были независимы и аргументированны. Он был абсолютно защищен от педагогических дрязг и конфликтов, он был НАД ними. На возмущенные эмоции учителей или учеников в какой-либо ситуации он отвечал вдумчивым и спокойным разъяснением, почему эта ситуация не могла не сложиться, - и часто к нему прислушивались (а как это сложно, когда бушуют эмоции!). Работать с Андреем на одних классах было интересно, я всегда сверяла своё вИдение учеников с его, мне это было важно. Взращенный «поколением дворников и сторожей», он органически отторгал любые социальные рамки – это дистанцировало его от части коллег, даже порой вызывало осуждения, но невероятно сближало с учениками-подростками, при этом не являясь «дешёвым авторитетом».
В этой позиции Исследователя и Хранителя он тоже был абсолютно свободен. И это чувствовали все. Больше всего он и ценил свободу личности (такой заголовок интервью на сайте школы). Не случайно же на школьной сцене он сыграл трагического Пугачёва с его мечтанной идеей свободы и разрушающегося в несвободном Арканаре жизнелюба барона Пампу. Ему был интересен школьный театр, его участие в КВНах всегда заставляло зал реветь от восторга.
Мне кажется, что к Жизни он подходил как к интереснейшей головоломке и с азартом «тянул за ниточки», чтобы распутать ее хитросплетения, он мог научить этому других. Адриан признавал за Жизнью бесконечное множество проявлений, без всяческих рамок и (что важно!) оценок. Для него не существовало отдельно биологического знания и отдельно, например, гуманитарного; одно обогащалось другим. Он был своеобразным Фаустом и видел Фауста в своих учениках.
Память об учителе, конечно, должна жить в продолжении его Дела и Слова. Я поддерживаю идею Полины Волковой сделать то, что не сделал при жизни Андрей Николаевич: собрать и издать архив его лекций, курсов, рисунков, научных материалов. Ученики, теперь дело за вами!
«ТРУДНО БЫТЬ БОГОМ», ДК-1996
Он должен был всех раскидать на сцене силовыми приемами, но у него была сорвана спина. И тогда мы решили эту сцену сделать сном Руматы, чтобы использовать приём замедленной с’емки. С каким наслаждением Андрей играл рыцаря-варвара, эффектно орудуя мечом. Как мальчишка радовался этой роли!
«КАПИТАНСКАЯ ДОЧКА», ДК-1995
Когда Квашенко появился в этих цепях, через весь зал идя на казнь, то зал взревел. Биологи и все остальные так орали, что уже было не до Пушкина и Гринева. Бешеная популярность в школьном народе не позволила увидеть в нем Пугачева. Зал сошёл с ума, его хотели потрогать, подать руку, забыв о театральной условности. Даже Камбурова с ее «Ходят кони» не могла перешибить эту лаву человеческой любви к человеку.
БАРОН ПАМПА и ЕМЕЛЬЯН ПУГАЧЕВ
Думаю сегодня постоянно про А.Н., помню его уроки и факультативы так ярко, как будто не прошло 26-27 лет с тех пор.
Что меня вот прямо сегодня поражает — это отсутствие редукционизма. А.Н. был и совершенно блестящим физиологом, и обладал огромными знаниями в гуманитарных дисциплинах. Он дал пример того, что нет необходимости узко специализироваться; что «опыт о человеке» должен вмещать в себя взгляд с разных точек зрения. Есть, допустим, опыт болезни, и у него есть и физиологическая сторона, и психологическая, и социальная (...и экономическая, и политическая), и духовная. Он показывал, как можно «менять призму рассмотрения», оставаясь сфокусированным на одном предмете и сохраняя профессионализм, глубину и четкость. Учил выстраивать научное мышление в лучшем возможном понимании, вместе с правом искать и следовать за вопросами и интересом. Очень ясно осознаю, что двух лет на его уроках было катастрофически мало. Но понимаю, что внутри разговор продолжался все эти годы. И продолжается, и не оборвется.
***
А еще я вспоминаю, как с А.Н. можно было поговорить о чем угодно раритетном, о чем не особо еще с кем поговоришь из сверстников с их достаточно ограниченным пониманием, или в своем очень узком круге взрослого общения. А.Н. со своей эрудицией мог самые раритетные штуки поместить в культурно-исторический контекст и сориентировать в дальнейшем поиске и понимании.
Т.е. можно было подойти в свои 14-15 лет и сказать: "А.Н., я тут читаю "Демиана" Германа Гессе, и у меня есть впечатления и вопросы, мы сможем поговорить о "Демиане"?" Или о "Старшей Эдде", или о "Парфюмере" Зюскинда, или о толковании сновидений в аналитической психологии Юнга. И А.Н. говорил: "У меня сегодня семь уроков, потом я покурю — и приходи, побеседуем". И ты бежишь после уроков в булочную у "Польской моды", покупаешь какого-нибудь грызла, пожевать под чай и разговор... Или говорил "не сегодня, давай в пятницу?" Но никогда не было так, чтобы он сказал: "некогда", или "это ерунда", или "у меня есть более важные дела", или "вас много, а я один". Все время очень стабильно было послание "ты растущий человек, растущий в первую очередь вовнутрь, врастающий в культуру через познание своего внутреннего мира, и наоборот тоже, и это очень важно, я здесь для тебя со своим опытом и своим вниманием". Это было крайне важно мне-подростку.
Понятно, что, выбирая делать это, он выбирал не делать что-то другое. И спасибо всем, кто давал ему возможность выбирать так. У кого-то был Командор и воображаемые мужчины-лидеры детишек-"койво"; у таких белых-ворон-из-библиотеки, как я, был Андрей Николаевич.
1995 г., 22-й кабинет 1543
На первой фотографии Сергей Менделевич Глаголев и Андрей Николаевич Квашенко.
На второй - Елена Глик (Калинина), которой за пару минут до этого Андрей Николаевич завязал узлом косищи.
Когда мы познакомились с Андреем Николаевичем, мне было примерно столько, сколько моей старшей дочке сейчас. Все 2 года учебы я не уставала восхищаться, как человек может быть одновременно таким умным, красивым и добрым. Ни одной скучной истории, знания обо всем, каждое занятие на одном дыхании. А ещё он был абсолютно уместным. Никогда не позволял высказываний резких, действия, очень тактично, щурясь и улыбаясь в бороду, все спокойно разъяснял. И девушки, и парни при нем старались вести себя чуть более достойно. Идеальный взрослый.
Часто мы бережём что-то хорошее и светлое для своих детей: любимую книжку, чтобы прочитали в нужном возрасте, места для путешествий, впечатления. Я берегла для своей дочки Квашенко. На один из юбилеев биокласса даже притащила ребёнка с собой. Народу было много, подойти к Андрею Николаевичу как-то постеснялись. Когда сталкиваешься с личностью такого масштаба, невольно задумываешься, а что такого небанального я сейчас ему скажу, чтобы отвлечь человека не зря. Я просто показала: «Смотри Уля, это мой самый любимый Учитель, Андрей Николаевич, когда ты чуть-чуть подрастешь, обязательно будешь ходить на его факультатив». Даже не поговорили тогда... Потому оставляю здесь.
Андрей Николаевич, дорогой, моей дочке 13, она снимает ТикТок, маловато читает и убеждена, что уже разбирается в жизни лучше своей мамы. Так вот, эта девица послушала все Ваши лекции про драконов и просит передать, что Вы потрясающий. Мы теперь обе так думаем. Спасибо Вам!
В нашей школе все учителя любимые и незабываемые. Но Андрей был особенным из особенных. Во всем. В его отношении к ученикам как к коллегам, в необъятности его интересов и компетенций, в том, как просто и доступно, а главное-заманчиво! он умел говорить о сложных жизненных законах и взаимосвязях.
Для меня он был первым, кто не делил мир по школьным предметам, а воспринимал целостно и умел это показать. Завораживало! Он был таким простым и доступным, но одновременно за ним хотелось тянуться и ему-соответствовать...
Спасибо, что был в нашей жизни!
Считается, что последователи Киренской философской школы не признавали некрологи, после смерти человека они вспоминали, была ли у него Страсть..
И у Андрея Николаевича она была, простая Страсть, любовь к Жизни. Квашенко – Человек, которого помнишь сердцем, без сложных эмоций, без двояких ощущений, помнишь и всё. Благословение, что я встретил его старшеклассником, что мне досталось немного его времени, света и знаний, которые возраст помог сохранить.
Помню сердцем!
Коль смог я радость принести
Тем, что успел создать -
Оставь покоиться меня
Где скоро всем лежать
И то мгновение, Пока
для мертвых память – стать
Ищи ответы среди книг,
Что смог я написать
R.Kipling
Ни для кого из моих друзей не секрет, что я училась в особенной гимназии, в 1543. И учителя в 1543 - самые лучшие. Учителя от Бога.
Моя лента и страница гимназии уже несколько дней провожает в мир иной Андрея Николаевича Квашенко. Нашего биолога, у которого наш гуманитарный класс имел счастье учиться последние два перед выпуском года. Он тогда только появился в нашей школе, но как-то сразу влился сразу во все ее потоки, и мы имели счастье «снять первые сливки».
Благодаря ему, наши гуманитарные умы впитали в себя и полюбили биологию как интереснейшую науку, которая стала для нас, пропущенная через его призму, не менее интересной, чем литература и история. Но речь даже не об этом. Было в нем что-то такое, чего не было тогда ни в одном из наших учителей.
Он общался с нами настолько на равных. Не из позиции Учитель-Ученик. Он даже просил называть его Андрей, и на ты. Кто-то из нас смог. Я - нет:)
Я почему-то, как не пыталась, не могла вспомнить какого-то конкретного эпизода, все на уровне легких воспоминаний, ощущений. Вот он так понятно отвечает на мой вопрос, почему у альбиносов красные глаза, вот отплясывает в тоге олимпийского Бога на школьной сцене...
Идешь, бывало, в школу, а Андрей стоит на уголке или на крылечке с сигаретой, встречается с тобой глазами, хитро щурится глазами, улыбается в бороду - и это уже такая тайная сопричастность...
Я помню это глубочайшее уважение и интерес к его фигуре. Он был Другой. Иной. С ним было всегда интересно, и хотелось общаться и вне уроков. Иногда это получалось. Была в нем, знаете, и огромная харизма, и такая мягкая любящая сила...
И вот в группе 1543 я обнаруживаю ссылку на его лекции по ... Драконистике. И все вдруг про него понимаю. Он бы, наверное, посмеялся надо мной, потому что биологи они, знаете, ближе к телу, но для меня все встало на свои места.
Давным-давно (и это не сказки Шахерезады, я давно эту тему исследую, путешествуя по миру по драконьим местам и немало об этом знаю) жила на нашей планете драконья расса, цивилизация драконов. Были они разные, и некоторые из них были жрецами, учителями, которые приходили служить человеческому плану и передавали людям сакральные знания...
В последнем путешествии по Армении (где культ дракона существует с 2000 до н.э.) я гладила руками горы ущелья, напоминающие кожу дракона, и вдруг внутри меня зазвучали такие стихи:
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ДРАКОНА
Папа Дракон
Ты слышишь меня?
Папа Дракон
Я принимаю и распаковываю внутри себя
Твое ДНК,
Твое семя...
Папа Дракон
Какой красивой была твоя Вселенная и Пустота
Папа Дракон
Твоя любовь во мне горит все сильнее
Папа дракон
Я принимаю
Твою силу
Твою огнедышащую страсть
Твою любовь
Я принимаю тебя в себе
Я благодарю тебя
За то, что рождена была из твоих клеток
(С)
Это тебе, Андрей. Теперь я, кажется, могу обратиться к тебе на ты. Лети, Учитель-Дракон. Учитель-Жрец. «...Твой путь кометой обозначен , что сгорая, воспламеняет храбрые сердца» (С)
Кремация Андрея Николаевича состоится в Крещение. Есть в этом и символизм и еще одна какая-то драконья инициация. Очищение огнем и возвращению к огню же.
В одном из старших классов, когда на холме за школой с одним из нас произошел несчастный случай – ничего серьезного, просто испугались вида крови и не знали, как ее останавливают – то рванули за помощью не к медсестре, не к классной руководительнице и не к директору, а к Квашенко. Всем было очевидно, что он а) лучше всех знает, что надо делать, и б) не будет задавать лишних вопросов. Хорошо запомнил выражение его лица, когда он выбегал из дверей стекляшки – предельно серьезное, суровое, даже недоброе, но крайней спокойное, он бросил только «Где?» и больше никаких лишних слов. Уважали его беспредельно.
У Андрея Николаевича я не учился, и из тех 30 лет, что он проработал в нашей школе, 25 лет я только кланялся при встречах и держался на почтительном расстоянии. Было понятно, что он человек большого масштаба, не очень вписывающийся в любые рамки, уникальный профессионал, яркий харизматик. Но, наверное, подсознательно мне не хотелось подпадать под обаяние столь сильной харизмы. Поклонников у него хватало. В течение всех тридцати лет он был настоящим кумиром для биологов 1543. Тем кумиром, который не противоречит заповеди.
Всерьез мы познакомились только на съемке интервью для «Школы его мечты». У меня было вопросов всего минут на пятнадцать, но Полина Волкова тогда настояла на полном формате – про детство, про юность, про все. Она организовала всю работу по расшифровке, сбору материалов и т.д. То, что теперь у нас остался этот текст – полностью ее заслуга, ее воля и энергия. Может, она уже тогда предчувствовала что-то, не знаю.
А я в тот день забыл про все – про кино, про время, про необходимость задавать интересующие других людей вопросы. И если Андрей Николаевич вдруг начинал подробно рассказывать, например, про стоянку древних людей в устье Дона времен Ледникового периода, и какие кости он там раскапывал, то остановить его и вернуться к вопросам записанным на бумажке было совершенно невозможно, потому что не было ничего важнее, чем дослушать про кости этих мамонтов. Часть того разговора, не имеющего никакого отношения ни к 1543, ни к биографии А.Н., осталась тут.
Не одна голая эрудиция – мало ли эрудированных людей? Но и какая-то душевная щедрость, желание делиться, и при этом крайняя естественность, ноль какой-либо рисовки – вот, наверное, три слагаемых харизмы Квашенко. Эрудиция, щедрость и естественность.
А еще из того разговора я понял, что для Квашенко мир не делится на части, на предметы, на углы зрения. Мир для него не на словах, а по-настоящему един. И на педагогический коллектив 1543 он может смотреть ровно так же, как на любую другую замкнутую систему взаимодействующих частиц. Он процитировал тогда свои слова, сказанные им за пару лет до этого группе родителей, которая сильно конфликтовала с В.Д.Арнольдом и ходила с петициями к директору. «Поймите, такие люди, как Арнольд, могут вам нравиться, могут не нравиться, но они умеют творить вокруг себя некий свой мир. Этим они делают систему 1543 более сложной. А сложная система гораздо более живуча в условиях изменений окружающей среды – она лучше умеет адаптироваться».
В финальный текст интервью я тогда про конфликты включать не стал, но эта мысль Квашенко звучит в «Школе его мечты». Без упоминания Арнольда, конечно. А теперь, спустя пять лет, обоих уже нет на свете.
В результате только ограниченное количество кассет и вечерняя осенняя прохлада (мы снимали на улице) заставили завершить тот разговор. «Я же мастер устного жанра, ничего не записываю. Рассказать могу, а вот записать – нет».
Но еще больше, чем интервью, меня поразил его урок, на котором я побывал тогда впервые и который снимал через несколько месяцев после интервью. Рассказ шел про какую-то тазобедренную кость. Ну что может быть скучнее? «Треть миллиарда лет эволюция тщательно разрабатывала и доводила до совершенства вот такую конструкцию», – показывает скелет кошки. «Но мы с вами зачем-то встали на две ноги…» Я разинул от изумления рот и снова забыл о том, что я сейчас работаю, а не просто сижу за партой вместе с остальными, кто сейчас тоже разинул рот.
Видимо, я в школе верно поступал, что обходил этого человека по широкой уважительной дуге. Не то точно пошел бы в биокласс.
В заключение – еще одно наблюдение про характер Квашенко. Его не сильно парил текст его интервью, он его не проверял, не перечитывал. Относился легко. Создавалось впечатление, будто ему было совершенно все равно, что от него останется. Но при этом после моей съемки его урока о полетах птиц он несколько раз мне говорил, что он что-то там напутал с гиперзвуком, что он неправильно детям об этом рассказал, и чтобы я обязательно это вырезал из записи. Он говорил об этом при каждой нашей случайной встрече в коридорах 1543. А я отвечал – да когда я еще буду это показывать...
Так что не сдержал я ваш наказ, Андрей Николаевич. Не вспомню уже, что там было не так. И сам разобраться не смогу. Публикую, уж как есть. Ваши выпускники наверняка вычислят, что вы там напутали, ведь вы их хорошо научили. Но вряд ли скажут об этом вслух. Ведь вы для них кумир. Самый настоящий кумир. Тот, который не противоречит заповеди.
УРОКИ АНДРЕЯ НИКОЛАЕВИЧА КВАШЕНКО В 1543
«ЭВОЛЮЦИЯ ТАЗОБЕДРЕННОГО СУСТАВА» /2016/ https://youtu.be/CWTNwr7xjg8
«МОДЕЛИРОВАНИЕ» /2015/ https://youtu.be/3M86u06_zOs
«ПОЛЕТ ПТИЦ» /2019/ https://youtu.be/_rESHlo9jqo
ПЕПЕЛ КЛААСА
«Пепел Клааса стучит в моё сердце» - это крылатое выражение из средневековой "Легенды о Тиле Уленшпигеле". Смелый и добрый фламандский бедняк Клаас погибает от рук испанских захватчиков – его сжигают на костре инквизиции. Тиль, его сын, забирает горсть пепла с места казни, помещает в небольшой мешочек, который вешает на грудь, чтобы тот каждый день напоминал ему о его сыновьем долге ответить за смерть отца и освободить свою страну. Каждый день он повторяет: «Пепел Клааса стучит в моё сердце»
В 1974 Григорий Горин написал об этой истории пьесу, в СССР сняли фильм «Легенда о Тиле», а в 2005 О.Е.Потапова и О.Э.Шейнина поставили пьесу Горина в гимназии 1543. Это единственный учительский драматический спектакль (не капустник), запись которого дошла до наших дней. Ссылка на полную запись спектакля в нашей летописи.
Тиля сыграл А.А.Ермаков, его мать Е.В.Терещенко, инквизитора Л.А.Кацва, испанского короля И.М.Литкенс, его жену И.Е.Мишарина. В других ролях - В.М.Виленский, С.М.Глаголев, С.Ф.Либерова, В.В.Сперантов, Н.А.Михайловская и.т.д.
Роль Клааса сыграл А.Н.Квашенко.
После его Пугачева прошло к тому моменту немало – ровно десять лет, но почему на роль героя, который гордо, с высоко поднятой головой идет на казнь, снова выбрали именно его? Наверное, не просто так. Наверное, в самой личности Андрея Квашенко есть что-то от этих героев – и Пугачева, и Клааса. Мужество прожить свою жизнь по-своему, не подчиняясь чужим представлениям о том, как надо и как правильно ее прожить, и отсутствие страха перед смертью. «А я вот выбросил свой страх – и легко стало!»
А тем, кто сейчас чувствует себя в какой-то степени осиротевшими, остается не только горевать, оплакивать и вспоминать, но и другие важные дела. Потому что есть то, что стучит в их сердца.
Здесь две сцены из спектакля 2005 года - https://youtu.be/28RMeqKPGsk
КВАШЕНАЯ КАПУСТА
Кроме уроков биологии, факультатива по психологии и серьезных драматических ролей Андрей Квашенко принимал участие и во всем том несерьёзном балагане, который учителя 43 школы называли мхатовским термином "капустник". В этом двадцатиминутном ролике собраны все сохранившиеся фрагменты этого жанра разных лет с участием Андрея Николаевича. Здесь и его "Воробышек", и его "Психиатр", и его "Профессор Преображенский".
Показательно, что в самом первом из дошедших до нас капустников Андрей Квашенко цитирует Андрея Болконского: "Жизнь не кончена в 31 год". На самом деле Андрею Николаевичу в тот момент, на капустнике 96 года, не 31, а сакраментальные 43 года - то есть столько, сколько теперь самым старшим его ученикам в 43 школе - выпускникам XX параллели.
Жизнь не была кончена в 31, и в 43 ещё только начиналась. Впереди было ещё четверть века приключений, открытий, плодотворного учительского труда и восторженных оваций переполненного зала гимназии 1543.
СОКОЛ
Прощай, размах крыла расправленный,
Полета вольное упорство,
И образ мира, в слове явленный,
И творчество, и чудотворство.
Жизнь как полет птицы. Стремительна и не забываема. Клип памяти Андрея Квашенко, души биокласса 1543. https://youtu.be/7XIZftRKXe8
/ Фрагмент фильма «Вольные птицы» https://1543.ru/kino/47.htm /
Андрей Николаевич Квашенко — очень яркий и заметный человек в 1543. Одна из тех индивидуальностей, самостоятельных, ни на кого не похожих, составляющих при этом то единое целое, которое и называется 1543. Таковы многие и многие учителя нашей школы, и ныне здравствующие, и уже ушедшие.
Я не учился у Андрея Николаевича, но я, как многие, бегал на его факультативы, бывал на его уроках, видел его в спектаклях. Это было захватывающе, это запоминалось. Но сейчас мне хочется вспомнить момент неформального общения с Андреем Николаевичем, случайный, но необычный, неожиданный.
Ставили мы с Сашей «Гамлета» в 2001 году. И нам нужен был череп для исполнения роли Йорика. И мы, конечно, пошли к биологам. Как-то так получилось, что свободных черепов в кабинете биологии (тогда 22-м, кажется) не было. Но при разговоре присутствовал Квашенко. И он пообещал принести на спектакль череп с биофака. И принёс. Череп был коричневый, совершенно не отвечал нашему представлению о черепе Йорика, королевского шута, белом, вымытым водами, объеденным червями, ярком, сверкающем на сцене... Ну, так мы себе его представляли. А череп, принесённый Андреем Николаевичем, был тусклым, грязноватым каким-то, заскорузлым. Не сценическим. Хоть мы не собирались высказывать какое-то своё «фе» перед спектаклем, Андрей Николаевич уловил, видимо, наше разочарование и поведал о том, что этот череп пролежал в кургане не менее полутора тысяч лет и принадлежал скифской женщине. Тогда я испугался и сказал:
— Это же какая-то музейная ценность, наверное... Разве нам можно её... руками трогать?..
На что Андрей Николаевич ответил:
— Сыграть в «Гамлете»? Она была бы польщена...
В общем, сыграла она у нас Йорика. И никто не заметил, что в роли старого пьяницы у нас весьма пожилая женщина...
Была в этом жесте Квашенко какая-то широта. Но ещё я помню, что взяв в руки этот череп, я на секунду остановился, придавленный если не Вечностью, то Временем... Глядя потом, с какой лёгкостью наши актёры и реквизиторы обращаются с этой тысячелетней женщиной, я вполне ощутил, «что хотел сказать автор», вводя в пьесу сцену на кладбище и могильщика, который с лёгкостью и безразличием выкидывает этот череп из могилы. Конечно, это воспоминание связано для меня с Андреем Николаевичем. И теперь, наверное, ещё теснее.
Смерть Андрея Николаевича – самый ужасный повод вспомнить о нем и о многих других любимых школьных людях, с которыми пути медленно, но верно разошлись. Но воспоминания, связанные с ним, сплошь самые-самые счастливые. Поэтому одновременно хочется плакать и улыбаться.
В 9 классе мы толкаемся после уроков по анатомии и физиологии человека у его стола, чтобы задать вопросы. Дома я переписываю начисто конспекты в другую тетрадь, потому что мои поспешные рисунки и записи недостаточно прекрасны. После 6 лет медвуза я сначала вспоминаю его схемы, а уже потом что-то из учебника анатомии.
Он решил починить крыльцо в бане в Нижней Пулонге, куда мы ходили мыться. И расщепляет клиньями огромное бревно, чтобы сделать из него доску. Несколько дней работы. Так что мы видели, как клин клином вышибают, своими глазами. И пожалуй не будем это повторять.
Он рассказывает фантастические байки о краже туши крокодила из зоопарка, а мы хохочем. А потом про то, как случайно подложили тушеную змею в огромный котел плова. От смеха болит живот.
Он редко подпевает, больше любит послушать. Но в особенно душевный вечер у костра с наслаждением поет вместе с гитаристом песню про какаву. Я ее слышу в первый и последний раз, но засела накрепко: «Какава на сгущенном молоке. Какава… дрожит стакан в моей руке»
Он не поместился в кабину глаголевской машины и едет в багажном отсеке на рюкзаках, а голову высунул к нам в пассажирское отделение. Его орлиный профиль торчит из маленького окошка, и мы иногда придерживаем его голову, чтобы не болталась на кочках.
Мы небольшой компанией плывем на плоту по Белому морю. Завтра уезжать с мыса Картеш, а там скоро и практика закончится; предчувствие прощания. Небо и море одинакового жемчужного цвета, полный штиль, а над морем парят острова. И это так прекрасно, что никому не хочется говорить, и звук мотора подчеркивает тишину. Андрей Николаевич по прибытии как-то очень точно описал наше состояние, но я не помню слов. Помню, что мы друг друга поняли.
Андрей Николаевич, спасибо за все. Я всегда буду вспоминать Вас с радостью.
Слева направо: Маша Мотылева, Лена Кумскова, Соня Гарушянц, Надя Римская-Корсакова. Полина Волкова лежит у них на коленях. Андрей Николаевич выглядывает из багажного отсека. Илья Воронцов внизу
Надо было написать несколько дней назад, но у меня все не подбирались подходящие слова...
Если разбудить меня ночью и спросить где находится пясть, или какая у людей дуга аорты, то я уверена, что я смогу ответить правильно вообще не приходя в сознание. Не потому, что я училась в университете, а потому, что в школе были очень яркие уроки Андрея Квашенко, которые заставили меня запомнить многие вещи раз и навсегда. Конечно мы посмеивались тогда над всякими байками и историями, которые были излишне красочными, но многие из них остались в голове много-много лет спустя и дополняют теплый образ школы.
Кажется, Андрей был одним из тех, кто уговорил моих родителей отдать меня в нашу школу в первый класс, поэтому я даже не могу представить как сложилась бы моя жизнь, если бы не он.
У меня до сих пор перед глазами образ Квашенко, идущего после уроков к метро, в комбинезоне доставщика газеты Экстра-М с банкой пива и сигаретой в зубах или еще один в этой странной войлочной шапке на Белом море. Кажется, что все это было совсем недавно. Очень редко встречаются люди, которые могут несерьезно и немного расслабленно относиться к жизни и серьезно к окружающим вне зависимости от их возраста. Очень жаль, что одним таким человеком стало меньше.
«Физика – это частный случай биологии.»
Джон Касти «Комплексификация».
Я не знаю, каждое ли поколение выпускников Гимназии 1543 чувствовало себя обласканным судьбою и даже избранным, но мы, XXVIII параллель, ощущали себя в начале 21 века именно так. Казалось, всё складывается к нашему общему процветанию, успехам, заслугам и достижениям. В немалой степени этому способствовал калейдоскоп выдающихся имён преподавателей, которые сопровождали нас на пути нашего взросления в рамках биологической параллели. Знаете, только потом, сквозь толщу лет до нас доходил порой эхом других школ, через третьи руки, из других стран действительный масштаб тех, кто нас учил. И, конечно, одной из центральных фигур того пантеона, одним из краеугольных камней, как сейчас представляется, был тогда дорогой Андрей Николаевич Квашенко. И потому мне так не по себе было всё это время, когда я видел так непростительно мало воспоминаний про Андрея Николаевича именно от лица нашей параллели, в которую было вложено столь много!
Не могу похвастать тем, что знал Андрея Николаевича очень хорошо, что приятельствовал с ним, что он допустил меня в свой внутренний круг, о котором он так метко замечал в своих интервью. Вообще, на протяжении всей школьной эпохи я слишком много времени провёл не в качестве активного участника, но, скорее, в качестве свидетеля, с лавки запасных. Именно потому, у меня меньше прав и меньше материала для каких бы то ни было воспоминаний и очерков, но отдельные детали запоминаются столь хорошо, словно происходили вчера.
Мой последний опыт личного общения с Квашенко относится к 2008 году, когда после некоторого перерыва я отправился в поход с Юличем. Тогда же в поход поехал с нами и Андрей Николаевич. Как всегда по вечерам, он собирал толпы школьников вокруг себя. Мне сложновато вспомнить предмет беседы. Но на один из вопросов я ляпнул что-то невпопад про круги кровообращения. Наготове было объяснение: всё-таки прошло пять лет обучения на ФизФаке, на носу Госэкзамены, и мысли были совсем о другом. Но как потом меня бросило в краску, когда я удостоился: «Ну, что ж ты, Ваня, позабыл уже всё?» И теперь я с неожиданным удовольствие разбираю изданный небольшим тиражом учебник Андрея Николаевич по зоологии беспозвоночных, словно пытаясь наверстать упущенное и что-то запоздало доказать ему.
Отдельными штрихами я пытаюсь воссоздать для себя его систему ценностей, которой он придерживался по ходу своей учительской карьеры. Я стал свидетелем его разговора с матушкой более младшего из школьников, который отличился в чём-то неблаговидном, возможно. А может, это была просто встреча с учителями после родительского собрания. Так вот он говорил о переходном периоде и о том, как подростки просто путают мужество с “мужланством”, особенно когда оказываются в большой и крикливой компании сверстников. И я понимаю, как он был прав, когда проецирую его слова на себя тогдашнего.
В самом Андрее Николаевиче удивительно и в чём-то даже комично сочетались его прямота натуралиста и тонкость, деликатность джентльмена. Всех представительниц женского пола он величал “барышнями”. И было уморительно слушать дальнейшее его повествование, когда эти “барышни”, относящиеся даже не к человеческому виду, торопились заниматься достаточно приземлёнными делами, например, размножаться.
Помню странный момент, когда он вспылил на Сашу Александрова, после того как тот не смог ответить на какой-то несложный вопрос и без предупреждения и разговоров влепил ему двойку. Признаться, я и до сих пор не понимаю, что это значило. Мне кажется, Андрей Николаевич очень остро переживал равнодушие к биологии со стороны талантливых людей. Он боялся того, как бытовуха, пусть даже и учебная, заставляет терять фокус, замыливает взор.
Андрей Николаевич был уникальным преподавателем, так как сумел скрестить в себе два и без того редко самих встречающихся качества. Во-первых, он словно какой-то кудесник, умел создавать полотно внутренне непротиворечивого и самодостаточного мира. В его случае, например, эволюции и физиологии позвоночных. И этот мир, его убедительность, его заразительная логичность задействовали и все прочие области знаний: физику, химию, археологию, психологию, попутно их структурируя. Из всех известных мне преподавателей сопоставимым даром обладает только Кирилл Юрьевич Еськов, автор легендарной «Истории Земли и жизни на ней», но вы и без меня осознаёте масштаб личности писателя и учёного, с кем я сравниваю Андрея Николаевича. Но при этом помните вы, как скромен был Еськов, этот гениальный мифотворец (заранее извините за такое сокращённое именование) на своих очных лекциях? Андрей Николаевич был ещё и шоуменом, он обладал феноменальным магнетизмом для школьников, о чём бы нам ни повествовал.
Его лекции про Зигмунда Фрейда и основы психоанализа стали предметом обсуждений всей параллели, в том числе и гуманитариев. Понятно, с усмешечками и удивлением со стороны тех, кто не присутствовал на лекциях лично, но об этом говорили тогда все у нас. Насколько я помню, это было ещё восьмом классе, то есть в 2000-м году, потому что тогда с нами на олимпиады ещё ездил Лёша Кащеев.
Несколько человек с его подачи серьёзно увлеклось палеонтологией и дедукцией на основе окаменелостей после его уроков по зоологии позвоночных, которые были одним из самых структурированных и продуманных курсов Андрея Николаевича.
При этом для потомков стоит отметить одну примечательную особенность нашего преподавателя. Он был абсолютно, начисто лишён какого бы то ни было снобизма по отношению к гимназистам других профилей в духе “вам этого знать не надо, для вас и так сойдёт”. Ничего такого в нём не было и в помине. Напротив, он охотно и много преподавал гуманитариям. На зимней школе в Пущино (когда мы с удовольствием уезжали на каникулах за город и продолжали с удвоенной энергией учиться и там), он особенно хорошо отзывался о математиках из 57-ой школы, которые присоединились к нам тогда. И он очень ценил их за то, что они старались размышлять и применять логику в биологии. Меньше всего он хотел видеть биологию этаким складом мёртвых фактов, которые надо заучивать. Он мечтал, чтобы школьники видели систему и сами могли отвечать на сложные вопросы, самостоятельно делать выводы. Что интересно, Андрей Николаевич, по отзывам некоторых полевых биологов, достаточно легкомысленно относился к точному определению видов птиц. Или иногда он спорил на уроках о чём-то с Сергеем Менделевичем, когда был не прав, на самом деле. Но для него крайне важна была одна вещь – зажечь искру самостоятельной мысли в гимназистах. Продемонстрировать им, что наука глубоко логична, стройна, интересна подобно сложной запутанной детективной истории. Понятно, сейчас, занимаясь наукой полтора десятка лет я вижу, что это далеко не всегда так, что не всегда есть место этакой чистой логике, дедукции, ведущей к крупным открытиям. Но ему, как магнетизёру, было на первом этапе очень важно показать, пусть и преувеличивая, школьникам обаяние науки и всесилие человеческого разума.
Я помню, как вольно или невольно он держал руку на пульсе наших тогдашних увлечений, как актуален и интересен был гимназистам, просто потому что говорил на их языке. Так, возвращаясь с одной кавказской практики в плацкартном вагоне, он на полном серьёзе и довольно долго обсуждал с Алексеем Борисовичем Шипуновым фанфик «Тёмная Книга Арды», написанный по миру толкиеновского Средиземья. Как тут не вспомнить «Последнего кольценосца» Еськова. В начале двухтысячных эта тема была на пике популярности в России.
Я никогда не забуду замечательного вечера в конце практики в Молдино, летом 2000 года, когда мы собирались и прыгали через костёр. Когда весь лесок будто стал нашим отдельным сказочным миром. Тогда Андрей Николаевич демонстрировал нам какую-то особенную французскую борьбу, основанную на перетягивании друг друга, стоя на неподвижных ногах. И со всеми проводил по сеансу борьбы. Тогда он особенно отметил Сердара Курбанова за его чувство равновесия!
Андрей Николаевич, как и многие преподаватели, искренне преданные своему делу, был чрезвычайно аскетичным и простым в бытовой жизни. Почему мне так запомнились его рабочие брюки «Экстра-М», по названию известной рекламной газеты тех времён? Помню как сейчас, какое восхищение вызвал во мне его подъём за 5 минут до прихода поезда в Москву. Мы тогда ночным рейсом возвращались с молдинской практики в столицу. Помню, как он просто встал, собрался и пошёл из вагона на платформу. Помню, что он был чрезвычайно стоек к холоду. И часто сидел в одной футболке на берегу катера, когда все вокруг кутались в свитера с куртками. Андрей Николаевич объяснял парадоксальное: «Если зябко, то следует снять ещё одежды, чтобы заработала собственная отопительная система организма, а если не помогает, то можно ещё искупаться!»
Я до сих пор удивляюсь, насколько снисходительным был Андрей Николаевич к мелким неспециальным ошибкам школьников, как не стеснялся он жертвовать собой ради нас. Помню, как мы возвращались с экскурсии весенней кавказкой практики и практически уже сели в электричку до нашей стоянки между Туапсе и Агоем. Но тут выяснилось, что Саша Мельникова забыла свой фотоаппарат (на тот момент 2000 года это было крайне недешёвой вещью) на месте перекуса в самой дальней точке нашего маршрута в горах. Ничтоже сумняшеся, Андрей Николаевич ринулся с Сашей назад в горы, хотя и время поджимало, да и что за удовольствие было взрослому человеку проделывать один и тот же маршрут дважды за день, тем более поднимаясь в горы! Приключения, насколько я помню, ждали их и на пути возвращения домой, поскольку к тому времени уже перестали ходить электрички. Но наш преподаватель сумел договориться с начальником поезда дальнего следования, чтобы его подхватили на пути до Туапсе. (К слову, сама Саша этой истории не помнит и сомневается, что была её главной героиней. Возможно, воспоминания подводят меня, и это был кто-то другой из нашего класса).
На весенней практике в Туапсе на мне был ещё неудобный маленький рюкзак «Ермак», который мучил спину даже с небольшим весом. А в качестве общественной нагрузки мне выдали палатку габаритов автомобильной, которая не влезла бы даже в пустой «Ермак». Поэтому я нёс её просто в руках, изнывая под уже жарким кавказским солнцем. Но как же хорошо было, когда на одном из горных поворотов палатку забрал у меня Андрей Николаевич и водрузил её себе сверху на рюкзак какой-то совсем уж невообразимой пирамидой. Подозреваю, ему было не легче моего, но именно в этом он видел миссию преподавателя.
Ну что же, надеюсь, хотя бы отчасти своим возвращением к биологии, в биоматематику, я заслужил бы его одобрение. Но знаете, так непросто представлять сейчас ход мыслей Андрея Николаевича, что бы он сказал, при виде всех нас сейчас. Я вижу его человеком совсем другой эпохи, великим и малопонятным героем советской романтики, чьим идеалом были естествоиспытатели и натуралисты. Поэтому очень хочется идти заданным им курсом, но я совсем не представляю как…
Мне кажется, Андрея Николаевича могло сильно удивить всё, мною здесь написанное, и тот объём, на который я попытался замахнуться. Я не был в числе самых заметных учеников биокласса, да даже после разделения на маленькие группы Глаголева и Квашенко в начале 8-ого класса. После окончания гимназии я часто видел его, шагающим вдоль заборчика школы и дымящим на перемене, когда приезжал уже после окончания школы поиграть в волейбол. Но он или не узнавал меня, или делал вид, что не узнавал меня. Меня до сих пор волнует вопрос, насколько расстраивало его, когда ученики уходили из биологии, да и вообще, науки и затем не применяли знаний, полученных от него, в жизни. Не было ли его поведение следствием разочарования в отношении меня в том числе.
Андрей Николаевич вдохновенно и очень легко рисовал. Наверное, именно он стал родоначальником традиции биологического рисунка в гимназии. В нём непринужденно сочетались две ветви славной дихотомии 60-ых: физиков и лириков. Оставаясь учёным он, тем не менее, понимал и использовал методы искусства, как изобразительного, так и литературного, пожалуй. Сама эпоха 60-ых предрасположила его к такому синтезу науки и искусства. Эпоха идеалистическая и исполненная безоговорочной веры в человеческий разум. Не будем забывать, что внушительные творения и добрую память оставляют о себе именно идеалисты.
Судя по отдельным замечаниям в «Драконистике», можно предположить, что Андрей Николаевич, по крайней мере, слышал про кружок щедровитян, популярный на закате СССР, но воспринял игровую манеру их дискуссий для целей преподавания. И сделал это самым что ни на есть блестящим и уникальным образом.
В завершение хочу отметить, я только недавно узнал, что, оказывается, Андрей Николаевич преподавал также и на Малом Мехмате МГУ. И сейчас эта веха его преподавательского пути мне уже не кажется удивительной. Наоборот, она мне видится логичным продолжением его жизненного пути. Биологию и преподавание он, действительно, воспринимал как любимую игру, игру разума, прежде всего. Ну а где искать проявлений чистой логики, как не среди математиков? Обучение как игра. Биология как сложный, но познаваемый мыслеконструкт, пожалуй, это было самой главной и самой утопической идеей великого магнетизёра от биологии!
Ушёл из жизни Андрей Николаевич Квашенко – один из самых важных и ярких учителей, с которыми меня сводила судьба. Ещё недавно я рассказывал о нём, когда вспоминал школу, а вот теперь совершенно невозможно поверить, что его нет. Фраза избитая, но пугающе точная: насколько, оказывается, важной частью мира являются некоторые люди. Можно не видеться, но важно знать, что такой человек есть.
Парадоксально, Андрей Николаевич, обладая психологическим образованием, не любил педагогику, но был учителем от бога. Его часто можно было встретить на крыльце школы. Вот он стоит слева от входа, глядя в сторону старого стадиона, левой рукой перехватил себя поперёк груди. Также он часто делал на уроках, продумывая про себя логику построения материала. Пройдёшь мимо, он улыбается и зажмурится в качестве приветствия или поднимет правую, чуть согнутую в локте, руку с сигаретой, не меняя положение левой. В эти моменты он больше всего напоминал мне сказочного царя из рисованной сказки: такой же орлиный нос и чуть торчащая вперёд борода.
Понимание биологии для меня началось с его уроков. Первое, что мы проходили – ланцетники. Урок за уроком Андрей Николаевич объяснял, иногда, на самых неожиданных примерах, как действуют системы органов, как законы физики и химии работают в биологии. Перед нами буквально разворачивали карту реальности, давали контрольные пункты, на которые можно опираться и продолжать самостоятельно. Мы не зубрили, мы понимали. Нам не вколачивали, с нами вели диалог, задавая вопросы и давая самостоятельно прийти к ответу. Представьте себе целый класс, который с восторгом обсуждает строение нервной трубки или пищеварительной системы.
Вот мы пишем первую контрольную, как раз по тем же ланцетникам. Андрей Николаевич даёт вопросы из головы, а мы записываем. Все увлечённо корпят, рисуя схемы и расписывая работу органов, а он ходит между рядов, изредка заглядывая через плечо то к одному, то к другому, улыбается. «ПишИте, пишИте, корифеи» - добродушно пробурчит, если тот, к кому он подошёл, поднимет голову, ожидая вопроса или комментария. Это «корифеи» стоило всех пятёрок мира. В этом слове было удовольствие от хорошо сделанной работы.
Он разрешал называть себя Андрей, на «ты» и сидеть на его уроках хоть на потолке. И всё равно почему-то хотелось называть его по имени и отчеству. Хотя сейчас я понимаю, что между собой мы звали его просто по фамилии. Его «Господа, внимание» могло, кажется, остановить любой шум и неразбериху.
Он вёл факультативы по психологии и драконистике. Можете вы представить себе школьный класс, набитый до отказа народом от 8 до 11 класса, собравшихся после семи уроков подряд, чтобы послушать и поспорить (sic!) про различия психологических школ и почему ученики Фрейда Адлер и Юнг разругались сначала с учителем, а после и между собой? Или о том, почему драконы любили золото и на самом деле могли дышать огнём? Курс по драконистике, как он сам рассказывал, появился из переписки с товарищем ещё в студенческие годы: тот был где-то в Тверской области на практике, и чтобы развлечься, начал думать, какими были бы мамонты, как и где жили и питались, если бы не вымерли. Мысленный эксперимент, позволяющий измерить и применить свои знания и заставляющий смотреть с неожиданных точек зрения.
Уроки биологического рисунка. Как измерить и передать пропорции, «принцип Карлсона», как накладывать тени, как пользоваться перьевой ручкой и передать объём. «Судя по вашему рисунку, у этой личинки комара было тяжёлое детство: её часто били по морде с левой стороны» - и ты сидишь и переделываешь, и нет даже мысли обижаться.
Ранней весной по воскресеньям желающие выбирались под Виноградово на орнитологические практики. На станции жила «самая сумасшедшая колония грачей», потому что грачи любят тишину, а эти вили свои разухабистые гнёзда прямо на железнодорожных столбах, над самыми поездами. У нас резиновые сапоги, бинокли, термосы с чаем и бутерброды, мы бродим по залитым талой водой полям и сугробам и смотрим на «пьяный» полёт чибиса или зависшего жаворонка. Устроились перекусить. «Так, господа, а что это вы отдельно? Давайте без лохонкизма». «Лохонкизм» - страшное слово. Означает, что кто-то втихаря от товарищей «точит» вкусное.
Часто лекции прерываются анекдотами или байками. Иногда, чтобы наглядно объяснить принцип, иногда, чтобы аудитория передохнула.
«Студент-неуч на экзамене по биологии отвечает, показывая на лабораторном скелете.
Студент: Вот череп. Здесь был мозг.
Преподаватель: Верно.
Студент: Вот грудная клетка, здесь были лёгкие и сердце.
Преподаватель: Правильно.
Студент: Это тазовые кости. Здесь был половой член.
Преподаватель: Верно, но не был, а бывал – скелет-то женский. Так вот, определить пол скелета по…».
Мы с одноклассниками сидим в холле, пока на ОБЖ нашим одноклассницам рассказывают, как защищаться от маньяков и насильников. Андрей Николаевич подошёл и спросил, отчего это мы филоним. Услышав объяснение, усмехнулся в бороду: «Не хотят повышать ваш профессиональный уровень». И в этом был весь Квашенко: он обращался к нам на «вы», изначально уважал собеседника независимо от возраста. Он видел в нас людей и старался по-честному говорить с нами про жизнь и реальность. Наверное, именно это подкупало меня больше всего. Такая честность, которая не терпит неискренности. Моральный авторитет, если хотите (Андрей Николаевич после этих слов сначала досадливо поморщился бы, а потом скептически усмехнулся и сказал бы что-то сначала о себе, а после об авторе этих строк. Патетика была ему так же неприятна, как неискренность.)
Наш выпускной. Андрей Николаевич лихо подхватил нашу Марию Александровну и прекрасно ведёт в танце. Смотрю и поражаюсь в очередной раз. Сколько много всего знает и умеет этот человек.
Последний раз мы случайно встретились в середине сентября 2019 года в метро. Он в своём традиционном свитере, запах сигарет и кофе. Спросил, почему не захожу в школу, я что-то полушутливое ответил. Тогда не знал и не знаю сейчас, какие слова благодарности найти, чтобы не скатиться в пафос, а передать живой восторг. Поэтому что-то такое неумелое пытаюсь сказать и чувствую себя от этой своей глупости совсем неловко.
Вечная светлая память и почитание. Тысячу раз спасибо.
Наука о живом
Не стало Андрея Николаевича Квашенко, моего учителя. Назвать его учителем биологии у меня не поворачивается язык, хотя формально это и было бы правильно. Правильно, но неточно, а он приучал к точности при разговоре о важных вещах.
Андрей Николаевич действительно вел биологию в нашем гуманитарном классе, а еще - факультативы для всех желающих по психологии и основам нейрофизиологии. Еще он читал лекции по драконологии, где обстоятельно объяснял, почему драконы предпочитают принцесс и как именно они дышат огнем.
По большому счету Андрей Николаевич учил нас науке обо всем живом, науке о жизни. Начиная с элегантной красоты крошечной клетки, которой «не нужен Святой Дух» чтобы быть живой, заканчивая разбором психологических школ и популяционной динамикой, он в первую очередь учил нас тому, как думать о живом. О том, как функционирует система, составленная из молекул, нейронных связей или особей.
С полуулыбкой, словно собираясь показать фокус, Андрей Николаевич просил подумать о какой-то казалось бы привычной вещи, вроде апельсина или зрения, а потом серией вопросов заставлял усомниться в том, как она вообще может существовать на нашей планете кроме как чудом. Но и это было не все... загнав нас в интеллектуальный тупик, Андрей Николаевич делал то, чего не сделал бы ни один фокусник - объяснял трюк, выводил из тупика. Потому что он не был фокусником - он был то ли ученым, то ли волшебником, что, как мне кажется, в его системе координат было примерно одним и тем же.
Ведь если магия есть, то чем ей быть, если не наукой.
Возникает ощущение, что, что я не написала бы, будет мало, не смогу рассказать, что чувствую. Андрея Николаевича я никогда не называла учителем биологии, он был просто Учитель, и с большой буквы обязательно. Для нас, девятиклассников, грезивших походной романтикой, он был воплощением этой романтики походов и экспедиций. Было в нём что-то очень Куваевское, мне было очень легко представить его на просторах территории, и что удивительно, это пересекалось с глубочайшей эрудицией и способностью нести знания детям. Мальчики, мне как кажется, хотели быть на него похожими, он был настоящим мужчиной с бородой, умеющим разрешить любую ситуацию, девочки хотели влюбляться в таких, как он.
Каждый его курс был захватывающим приключением, когда сидишь на одном дыхании и стараешься не пропустить ни слова. Он был всегда свой, такой близкий подросткам, вечно с сигаретой, и вроде бы с совсем несерьёзным отношением к жизни, но зато с таким серьёзным отношением и уважением к каждому из нас. Он не признавал школьных иерархий. Ему можно было говорить: Андрей –ты, Андрей–вы, АН–ты и АН–вы, но он прекрасно понимал, что это никак не связано с уважением к нему, уважали его все без исключения.
Разное было за эти годы, на многих, даже хороших учителей, злились, ругались, про Андрея я ни разу не слышала ни одного плохого слова. Быть авторитетом для подростков, даже тех, которые учатся в хорошей школе – очень сложная задача. Он вызывал огромный интерес всем, начиная от интересных фактов и объяснения, заканчивая интонацией, с которой он говорил “славно” и “барышня”. А как он рисовал на доске! Многие из нас полюбили рисование благодаря его урокам, а как научно он обосновал возможность существования драконов, а как возил нас в Виноградово слушать голоса птиц, а как все лежали на полу на аутотренингах, а как, подобно древним людям, изготавливали каменные орудия…Такой удивительный и многогранный человек. Он рассказывал нам обо всём, и его байки обсуждались вечерами с одноклассниками. Он учил, как выжить в лесу, запекая птицу в глине под костром, как поливать ромом, кажется, сахарную голову, как делать пращу, иногда он говорил, что сможет рассказать нам что-то, только когда мы окончим школу. Эх, сколько всего он нам не рассказал.
Он показал мне совершенно новый подход к изучению биологии – понимание всех взаимосвязей. Любой ученик Квашенко знает, у кого правая дуга аорты, а у кого левая, и он не выучил это, а понял, или может с закрытыми глазами нарисовать нервную дугу со всеми нейронами. Я очень обязана ему своим жизненным выбором, и я бы вряд ли поступила на биофак, без того понимания биологии и умения мыслить в правильном направлении, заложенными Андреем Николаевичем. Он удивительным образом понял и почувствовал меня, девочку с синдромом отличницы, заваленную тройками по большинству предметов, после перехода в гимназию 1543, на его курсах я поверила в себя и смогла втянуться в сложную учёбу.
Он так тепло обнимал меня, в мои редкие приходы в школу после выпуска, называл alincher по нику давно заброшенного ЖЖ, и общался на ты, что было для него высшей степенью признания, так как вначале он всех учеников называл на вы.
Мне очень грустно, что я ни разу не подошла к нему и не рассказала про его роль в моей жизни. Всегда, кажется, что учителя – вечные, ну и то, что я вроде ещё слишком молода, чтобы мои учителя уходили, да и Юрий Владимирович на выпускном сказал, что поколения школьников сменяются, а учителя стоят на страже вечности, а я поверила. Через пару лет обязательно покажу сыну лекции по драконистике.
Андрей Николаевич, таких как вы больше нет. Нам будет очень вас не хватать.
Уже многих моих школьных учителей не стало, к великому прискорбию. И каждый раз это надолго выбивает из колеи. Но вот пробило написать именно про А.Н. Квашенко, хотя он у меня никогда не вёл. Тем не менее, могу сказать про него точно вот что: я всегда по-доброму завидовал тем, у кого он преподавал. Не потому, что мои учителя были хуже - отнюдь! - а потому, что он действительно был классным. И на мой взгляд, это лучшая характеристика для любого учителя - если люди сами хотят, чтобы он им преподавал.
С моей сугубо естественнонаучной точки зрения, Квашенко занимался миссионерством - преподавал биологию гуманитарному классу (вернее, пожалуй, ноологию, по аналогии с ноосферой), что вызывает отдельную порцию уважения.
Но ведь не только их он просвещал - вдруг вспомнилась чудесная заметка в ГОНГ примерно следующего содержания: «Вот большой кружок, это схематически изображенный самый маленький вирус, известный человечеству. А вот рядом крошечный кружок - это в том же масштабе молекула воды. Вода через презерватив не протекает, как известно. Так как вы думаете, может, всё-таки действительно презервативы защищают от венерических заболеваний?»
Я не уверен на сто процентов, что она авторства именно Квашенко, но, согласитесь, почерк угадывается. А ещё - полуспрятанная в бороду улыбка.
Торопитесь жить, господа! И дорожите каждой улыбкой.
ЕЛИЗАВЕТА ЩЕГОЛЬКОВА, школа "Муми-Тролль":
Кажется, Андрей Николаевич никогда не давал простых ответов на (не)простые вопросы. Помню, как я запиналась и тараторила от волнения и внутренне готовилась к тому, что надо будет думать: считать, перемножать, разворачивать логические цепочки. Это всегда было увлекательно и немножко страшно от того, что сейчас оступишься и АН так посмотрит на тебя, так посмотрит! - сквозь землю провалишься. Но каждый раз получалось выпутаться, найти разгадку, и это было замечательно. Вот таким методом майевтики владел Андрей Николаевич.
Вообще, от него исходила фантастическая внутренняя нравственная сила, какую редко встретишь. "Однажды отец вернулся с Байконура с бородой. С тех пор я точно знаю, как должен выглядеть настоящий мужчина" - поясняет АН, и это знание того, каким должен быть настоящий мужчина, чувствовалось в нём всегда и во всём. Как оно контрастировало, как рассказывают, когда он разговаривал с мамой по телефону... Представить его с палаткой и ружьём в тайге, в горах, в степи было проще простого, а вот наблюдать в "мегаполисе" - слегка удивительно. Огромная жизнь, огромная сила.
Кажется, знакомство наше произошло ещё до того, как мы познакомились в "Муми". Сначала - в подземном переходе, где я покупала медную проволоку для каркаса, пока бабушка разговаривала со знакомой. АН тогда тоже что-то покупал или даже просто разговаривал с продавцом, и спросил, зачем это мне медная проволока. Продавец тогда за меня заступился и назвал его "Андреем". Ещё была лекция на простоФИЛе об устройстве очага, с которой до сих пор остался блокнотик с рисунками и корявыми подписями... 4 класс...
Никогда не забудешь, как Андрей Николаевич осаживал болтунов во время урока: "Если вы разговариваете параллельно со мной, значит, я исхожу из того, что вы поняли материал и готовы ответить на оценку..." Работало безотказно. Ещё вспоминается история про миногу, которая вцепилась в ногу Андрея Николаевича, кажется, на Белом море, и в итоге вошла в состав вкуснейшей - пальчики оближешь! - ухи.
К своему стыду я мало что помню конкретного с уроков Андрея Николаевича, а вот минога эта запомнилась отлично. Где-то рядом - пассаж о том, что мужика надо кормить сытно, а вот барышне требуется еды не очень много; "как птичка поклюёт - и наестся...". Ещё остался рисунок внутреннего устройства сердца и подвисший крокодильчик на крыльях из первой лекции по драконистике. И любовь к биологии, особенно эволюционной, "млекам", и ко всему, что прорывалось вокруг. Помню ещё, что Андрей Николаевич любил "Волкодава" и Нелетучего Мыша.
Андрей Николаевич был из тех редкий людей, про которого казалось, что он будет жить вечно, а если умрёт, то в глубокой старости, настолько глубокой, что потом про него скажут, что он эльф. Учитывая, сколько людей разного возраста думали о нём то же самое, наверное, так и есть.
Светлая память!
ЮЛИЯ ВИТАЛЬЕВНА РОХИНА, преподаватель биологии в Санкт-Петербургском кадетском корпусе:
ПРОСТО О СЛОЖНОМ
Мое знакомство с Андреем Николаевичем Квашенко произошло в 2013 году. Готовилась к урокам, копалась в интернете и случайно нашла цикл лекций «Живое и неживое». С этого момента Андрей Николаевич стал для меня наставником. Единомышленником по способу мышления, по духу и стилю преподавания! Человек, увлеченный своим делом, и увлекающий других. С каким мастерством, знанием предмета и юмором Андрей Николаевич доносил сложный материал. На простом примере. Я не понимала, как объяснить доходчиво, не сухо ученикам цикл Кребса или гликолиз. Андрей Николаевич помог мне! Как красиво нарисовать в головах детей картинку об эволюционных преобразованиях? И снова Андрей Николаевич и его курс «Драконоведение». И это только несколько примеров.
Когда сын стал проявлять интерес к биологии, то однозначно, посоветовала посмотреть все лекции Андрея Николаевича. Дальше все разговоры о будущем отпали, он решил стать биологом. В этом году он заканчивает школу. Андрей Николаевич относится к той когорте учителей, которые раскладывают для ребенка опорные камни, направляющие и поддерживающие ребят по дороге к познанию мира. Он развивал у детей пытливость ума, давал возможность смотреть на мир другими глазами. С какой добротой, искренностью и пониманием он относился к ученикам на своих занятиях! Низкий поклон.
Каждый раз, когда я пересматривала лекции, думала, как же повезло тем ребятам, которым посчастливилось услышать вживую Андрея Николаевича, пообщаться с таким ПЕДАГОГОМ. Педагоги – это люди, которые продолжаются в своих учениках. Андрей Николаевич будет продолжаться в умах и сердцах своих учеников, моих учеников, моем сыне, и в мальчиках и девочках, которым посчастливилось услышать его лекции..
АЛЕКСЕЙ БОРИСОВИЧ ШИПУНОВ, биолог:
Моя молодость прошла на равнинах Средней России. Когда мне исполнилось 25 лет, я очень хорошо знал, как ходить в лесу, например, чтобы набрать грибов. Или как собирать ягоды на сфагновых болотах. Но я понятия не имел, как лазить по горам. В моей первой поездке на Кавказ, 30 лет назад, принимал участие человек, который рассказал нам, как нужно забираться по склонам, и показал это на практике. Это был Андрей Квашенко. Он провел несколько занятий, во время которых объяснил, как не скатываться вниз, как забираться наверх, за что лучше держаться и тому подобное. Памяти А.Н. Квашенко я посвящаю это видео.
В гимназии мы с ним вместе проработали с 1992 по 2005 год. Здесь несколько фотографий из той поездки на Кавказ с биоклассом 30 лет назад.
http://ashipunov.info/shipunov/ph/19920322_tuapse_294_299/
Выезд на Кавказ Второго набора биокласса 1543, XVII параллель
Оля Шугалева, А.Н.Квашенко, Катя Елисеева, У СКАЛЫ: Наташа Наумова, Миша Елуашвили, Катя Елисеева, Маша Авласенко, Катя Арнольд, Митя Сучков, Володя Паракецов
Андрей Замятнин, Катя Муравьёва, Маша Орлова, С.М.Глаголев, Катя Мессинёва, Таня Бухарова, Костя Шидловский, Марика Заводовская,
Оля Шугалева, Оля Кучер, Света Сокольская
спереди сидят: Анна Мяги, Илья
Кельмансон
Катя Елисеева и Маша Орлова
В 2006 году я перешла в биокласс 1543 из "дворовой" школы. Мои Биологические знания на тот момент были весьма разрозненными, а знания о биологических объектах размером меньше клетки вообще стремились к нулю.
Мне было очень не просто в новой школе. Курс "зоология позвоночных", который вёл Андрей Николаевич Квашенко был для меня настоящей отдушиной - от меня наконец-то не требовали запоминания бесконечных терминов и названий, от меня требовали понимать и уметь рисовать схемы, видеть картину в целом, сильно не вдаваясь в детали. Эти уроки, пожалуй, были для меня чуть ли не единственными, которые приносили больше интереса и удовольствия, чем стресса. Во многом благодаря этим урокам я поверила в свои силы и собственную компетентность как биолога и закончила таки биокласс.
Андрей Николаевич запомнился потрясающей логичностью, умением объяснять сложное и системным подходом в рассмотрении любых биологических тем. И это главное, чему я научилась - смотреть на любую проблему в целом, видеть причинно-следственные связи, не только в биологии, но и просто в жизни. А. Н. учил визуализировать - рисовать схемы, тем самым упрощая себе восприятие, переработку и запоминание новой информации.
Принцип - "если чего-то не понимаешь - нарисуй схему" я использую до сих пор, с 8го класса. Навыки и знания, полученные на уроках А. Н. и сейчас помогают мне в работе.
Андрей Николаевич был настоящим Учителем, жаль, что ощущение благодарности приходит часто очень поздно.
На фото Женя Громова, XXIII, А.Н.Квашенко, А.Ю.Волохов
Совсем недавно я смотрела очередной фильм, где показывали дракона. В мозгу немедленно всплыла мысль: “Эх вы, не слушали курс Квашенко, понятно же, что так дракон не полетит”. Таких моментов в моей жизни было не один и не два - отрывки с уроков Андрея Николаевича оказываются к месту в самых разных ситуациях.
Подготовка к важной олимпиаде по биологии на биофаке МГУ. Собираемся препарировать рыбу - “да мы уже препарировали в 8 классе на практикуме”.
Аспирантура по нейробиологии в США. Мы с однокурсниками пытаемся разобраться в расположении сотни участков головного мозга - и самым полезным, из того, что я знаю, оказываются лекции по эволюции позвоночных, где Андрей Николаевич наглядно показал, как наш сложный двухполушарный мозг поэтапно развивался из простой нервной трубки. Я даже попыталась прочитать про это мини-лекцию своим однокурсникам, но, конечно, с куда меньшим успехом.
Вообще, удивительно, насколько глубокую базу знаний закладывал в нас Андрей Николаевич. Зазубренные факты забываются на следующий день, а ему удавалось показать нам логику и красоту биологии, рассказать каждую лекцию как увлекательный детектив, двигаясь от загадки к решению. Казалось бы, что увлекательного в переходе позвоночных от трехкамерного сердца к четырехкамерному? А ему удавалось нас заинтересовать, да так, что многое помнится до сих пор.
Более того, Андрей Николаевич стремился показать нам и куда менее традиционные уголки науки, те, что далеки от школьной программы. К этому относятся и лекции по драконистике (попытка объяснить художественный вымысел, не выходя за рамки известного науке), и факультатив по психологии, и даже лекция по гипнозу, прочитанная нам в гостиничном номере во время поездки в Псков. Мне кажется, это очень важно: знать, что наука - это не набор устоявшихся фактов, а живой, увлекательный процесс, чьи принципы можно применить в самых разных ситуациях.
Спасибо Вам, Андрей Николаевич, за то, что Вы так наглядно нам это показали.
Вырастая, часто развенчиваешь задним числом людей, которые казались в подростковом возрасте всезнающими, а значит - всемогущими. А Андрей Николаевич Квашенко так и остался навсегда в моей памяти человеком совершенно запредельного интеллекта, обаяния, начитанности, изобретательности. Я видел, как он раскрывает потенциал практически каждого ученика, как загораются глаза у доселе равнодушных к предмету подростков.
Многие его педагогические приёмы я взял на вооружение, однако таким же светлым, добрым и умным педагогом, как Андрей Николаевич, боюсь, мне не стать никогда.
Спасибо за всё. Светлая память.
А.Н. Квашенко преподавал в биологических классах курс зоологии позвоночных, а также вел занятия в рамках так называемого биопрактикума, когда мы должны были сделать свои первые учебные исследовательские работы, как он сам выражался, «из палочки и веревочки». Потом, кажется, уже в девятом классе он вел у нас еще анатомию и физиологию человека. Однако мне запомнился именно этот его первый курс (он был и первым из тех, что нам преподавал АН, и вообще первый, в программе курсов биологического отделения).
Вообще, для подготовки будущих биологов, зоология позвоночных – это такой знаковый предмет, задача, которого – на конкретном материале продемонстрировать реальность эволюционного процесса. Беспозвоночные с их безумным множеством планов строения, колоссальным разнообразием и большим числом еще нерешенных филогенетических вопросов для такой задачи не годятся совершенно. Позвоночные – известная противоположность: хорошо очерченные границы группы с более менее установленной внутренней структурой, детальность проработки морфологической «фактуры»…
Мне было важно сказать эти слова потому, что занятия у АН мало походили на классический школьный урок, гораздо больше это напоминало такой своего рода университетский семинар, когда проблема разбирается в диалоге между преподавателем и студентами. Его уроки отличались легкостью в подаче материала и простотой в объяснении отдельных проблем. При этом, за внешней легкостью стояло большое число конкретных фактов, которые нам излагались как бы между прочим, по ходу товарищеской беседы (что, признаться, многих из нас губило на контрольных). Бесспорно, и это много раз уже было сказано, АН был блестящим преподавателем, как принято говорить, лектором, тонко чувствующим свою аудиторию. На своих уроках он в диалоге с классом старался добиться у нас ощущения, что некоторую обсуждаемую закономерность или особенность в строении, мы как бы сами и вывели, пусть и с его подсказкой, он никогда не пытался просто изложить факт и добиться того, чтобы мы его только запомнили.
Я думаю, что многие, согласятся, что замечательная особенность зоологии позвоночных в исполнении Андрея Николаевича была в его оригинальных рисунках, или, я бы даже сказал, системах рисунков, которые часто заменяли ему многие страницы текста. Это очень хорошо видно в недавно изданном учебнике зоологии позвоночных для школьников. От многих моих знакомых, занятых преподаванием в школе или в детских кружках, в том числе тех, кто не учился в 1543 и не знал АН лично, я слышал много добрых слов об этой книжке.
Уход АН, ужасно безвременный, - тяжелая боль для всех нас, его коллег, учеников и просто знакомых с ним, однако мне хочется верить, что останутся его замечательные лекции, остался его учебник, который будет служить достойным памятником этому не простому, но удивительному человеку, и, таким образом, память об АН будет жить очень долго…
ТЕХНОЛОГИИ КАМЕННОГО ВЕКА /Фото и текст Алексея Удимова/:
Если вы – пятиклассник, то вам сюда. У вас имеется возможность в полной мере ощутить себя первобытным человеком в течение сорока пяти минут.
На столе разложены какие-то камни и палки. Учитель берёт в руку камень, в другую - ещё один. Несколько сильных и точный ударов, отсекающих всё лишнее, и перед вами новенькое каменное зубило, или скребок, или нож. При этом объясняя, что такое твёрдость и хрупкость минерала, как эти свойства обусловлены формой составляющих минерал кристаллов, в каком направлении камни раскалываются, куда и чем бить в зависимости от желаемого результата
Не угодно ли попробовать самим? И класс с горящими глазами кидается азартно стучать, долбить и скрести – осваивать технологию производства первобытных орудий труда.
Это – мастер-класс по технологиям каменного века Андрея Николаевича Квашенко на Днях науки в Гимназии.
Думаю, мало можно назвать людей, которые кардинально изменили нашу жизнь. Для меня один из них Андрей Николаевич. Я училась в гуманитарном классе, терпеть не могла биологию с ее кольчатыми червями и думала поступать на филфак. Но нашим новым учителем биологии поставили Квашенко, яркого, талантливого, смешного, доброго. Он умел вызвать чувство детского восторга своими рассказами, он был увлечен и увлекал за собой нас. Я ходила на его уроки, потом на его кружок по психофизиологии, потом попросила его подготовить меня к ЕГЭ практически с нуля. И вот сейчас я психофизиолог, обожаю свою профессию и понимаю, что я там, где должна быть, благодаря ему.
Чувство невысказанной благодарности переполняет меня. Как бы мне хотелось, чтобы вы, милый Андрей Николаевич, прочитали этот текст. Как бы мне хотелось, чтобы вы когда-нибудь гордились мной...
Так часто бывает, что подростком не можешь в полной мере осознать, насколько высока важность человека, какое влияние он оказывает на твоё развитие, и понимание этого приходит уже существенно позже. Так, наверное, было и у меня с Андреем Николаевичем. Для меня-школьника он всегда был очень интересным учителем и в чем-то добрым волшебником, с которым учеба превращалась в настоящее приключение. И лишь спустя несколько лет после последнего занятия с ним, уже в институте, я начал понимать, насколько глубоко врезались в мой мозг его уроки, и не только материал, но и стиль общения, и жизненная философия, передавать которые Андрей Николаевич умел своей харизмой и мудростью даже самому незаинтересованному ученику.
В первый раз я это осознал в полной мере, когда на парах по анатомии преподаватели хвалили меня за схематичный рисунок рефлекторной дуги или четырёхкамерного сердца, а потом в перерыве я взахлёб рассказывал удивлённым одногруппникам, что учили нас этому ещё в 8-9 классе и руки до сих пор всё помнят, и смог сформулировать это для себя ещё чуть позже, когда перед экзаменом по физиологии я объяснял им симпатику и парасимпатику на примере злобного Фредди Крюгера. И с тех пор не раз я ловил себя на мысли о том, что бы Квашенко сказал в той или иной ситуации, жаль только, что теперь уже этого никогда не услышать от него самого за чашкой чая на кафедре. Наверное, это и есть то, что в отечественной психологии называют интериоризацией внешнего опыта, и именно с этой внутренней философией, с образом того, каким должен быть настоящий мужчина, мой Учитель Андрей Николаевич Квашенко останется со мной навсегда.
А.Н. Квашенко не был моим учителем, и я никогда с ним лично не общалась. А теперь читаю воспоминания, которые о нём пишут, и его интервью, не переставая удивляться.
Очень грустно, когда уходят из жизни личности такого масштаба.
Андрей Николаевич умел создать какую-то особую атмосферу на занятиях – про себя я всегда сравниваю её с атмосферой повести «Понедельник начинается в субботу». Такое невероятное ощущение человека, беззаветно преданного своему делу, любящего свою работу, энергичного, деятельного, всегда готового пошутить и посмеяться, подбодрить. Бывало, сидишь на драконистике, за окном уже темно, а в маленьком четвёртом кабинете обсуждают Средневековое оружие и особенности метаболизма драконов, – и неуловимое чувство уюта в воздухе.
Андрей Николаевич как-то так к нам, ученикам, относился, что становилось понятно – пусть ты ещё не очень взрослый, рисунки у тебя на биопрактикуме так себе получаются, а строение нефрона ты на последней самостоятельной вообще невразумительно показал, – тебя уважают, как человека, как личность, как самостоятельную единицу. И спрос с тебя такой же – и ты стараешься, учишь, вникаешь.
Ещё у меня всегда был некий внутренний конфликт – мне очень нравилась литература и история, я увлекалась фольклористикой, а в нашем биоклассе к такому немножко с юмором относились, с лёгкой добродушной насмешкой. А Андрей Николаевич, бесспорный для нас авторитет в биологии, очень интересно говорил о литературе, о мифологии: мы обсуждали Толкина, артурианский цикл, фантастику, мифы Древней Греции и кельтскую мифологию, Песнь о Нибелунгах… С подачи Андрея Николаевича я начала читать Олди и Урсулу Ле Гуин и в конце концов для себя решила, что можно и быть биологом, и читать интересные художественные книжки и обдумывать их по-всякому.
Андрей Николаевич своими уроками и своим примером научил меня любить биологические задачки и получать удовольствие от мозгового штурма – как по-новому я отнеслась к ШБО после его курса! Научил с разных сторон один и тот же биологический факт рассматривать, думать, как он может в общую картину встраиваться. Однажды он нам предложил придумать биологическое обоснование эльфов, какие они есть в мифологии. У меня тогда теория почти сразу развалилась, я всё ходила и додумывала её. Думала, закончится весь этот карантин, буду как-нибудь в школе, зайду, расскажу, что в этот раз получилось.
А случилось вот так. Ужасно горько и совершенно не укладывается в голове.
Я надеюсь, что однажды мы, ученики Андрея Николаевича, заглянем в школу, и будем сидеть с чаем и обсуждать какую-нибудь очередную очень любопытную идею, крутить её и вертеть – и кто-нибудь весело скажет: «Смотрите, какая интересная вещь получается!». И мы все переглянемся блестящими глазами, вспомним Андрея Николаевича, улыбнёмся и чуть-чуть помолчим.
...
Две картинки: одна — скан рисунка с биопрактикума с кровью и потом заработанной пятёркой (только на вопрос, чей это был череп я точно ответить не смогу, поэтому просто умолчу); вторая — скан одной из страниц тетради с курса Андрея Николаевича, очень показательная на мой взгляд. Тут и материал с урока, и рекомендация книжки напочитать, и особенно яркое выражение — и это за двадцать минут аудиторного времени:)
Знаете, то, что произошло, до сих пор не кажется мне реальным. И вряд ли когда-нибудь покажется. Но я чувствую потребность написать об этом – заякориться сейчас, вот здесь.
Здесь – это в маленьком кабинете, в который можно при желании забраться через окно с улицы. В нём тесно и пахнет сырой фанерой, что ли – до сих пор не знаю, что это. По шкафам разложена коллекция сухих и шероховатых костей, из которых можно сложить позвоночник молодой белухи. А можно собрать химеру, присобачить друг к другу кости, которых рядом быть не могло при жизни, стоять вокруг и смеяться. Войдёт Андрей Николаевич, сразу запахнет сигаретами, а он посмотрит на вашего франкенштейна, покачает головой и посмеётся в бороду. А потом скажет: «Так, народ» или «Господа!» и продолжит с места, на котором остановился.
Он, знаете, из тех, кого называют Учителем. Как у буддистов, сектантов или хиппарей. Всегда казалось, что он знает вот всё-всё на свете, и можно на перемене всегда подойти и спросить про что угодно – и неважно, о чём вы там говорили на уроке, он возьмёт и расскажет. И покажет – как всегда. И даже если ты сидишь вообще на противоположном конце коридора, в кабинете физики, туда непременно ворвётся Александр Юльевич и поделится сакральным знанием, которое только что получил от Андрея Николаевича. Ты, может, уже и знал, что он рассказывает, а всё равно слушаешь и приобщаешься. Потому что это не учёба – это Учение.
А рисовать? Рисовать тебя кто научил? Тоже Андрей Николаевич. Ходил по классу на первом же биопраке и, заглядывая через плечи и разводя руками, обещал, что больше половины из нас к концу года будут рисовать «на профессиональном уровне». И ты, даже если не вошёл в эту половину, всё равно верил – потому что до Андрея Николаевича не получалось, а он пришёл и научил. Я же говорю, Учитель.
Или вот, идёшь себе по коридору, здороваешься, а он тебе в ответ кивает, даже глаза зажмуривает – и ты сразу понимаешь: тебя всегда помнят, тебе всегда рады. И в кабинете, пропахшем сырой фанерой, тоже рады: черепа с пустыми глазницами и шкафы с пустыми пачками из-под печенья (конечно, вы же его уже съели). А сзади висят и лежат стенгазеты обязательно, и, если в кабинете ещё есть чем дышать, вы их рассматриваете, даже если сами их и делали год назад. И он тоже стоит поодаль и рассматривает – то ли газеты, то ли вас.
Нам однажды Андрей Николаевич рассказывал историю про ворона, большую мудрую птицу, которую он подобрал и выходил. Какой умный был тот ворон, как узнавал его, прилетал поздороваться, когда уже снова оказался на свободе – совсем как в сказке. Я воронов у нас в городе не видала, но как раз когда-то тогда же я на крыльце школы увидела ворону. Там валялась какая-то недоеденная пачка чипсов, и эта ворона очень ловко вытрясала из неё крошки, подтягивая то за один, то за другой уголок. Я ещё подумала – надо же, какие же всё-таки умные эти птицы. И Андрей Николаевич подтвердил: очень умные.
А сегодня я бродила возле школы, как потерянная, и снова увидела там ворону. И брошенную в снег пачку из-под чипсов, из которой эта ворона пыталась вытрясти последние крошки. И я опять подумала – надо же, какие же всё-таки умные эти птицы.
А ещё я подумала: у нас возле школы обязательно заведётся ворон. Он будет неспешно расхаживать, сложив крылья, кивать тебе в знак приветствия и подолгу сидеть на окне маленького кабинета в самом конце коридора. Конечно, никакого переселения душ не бывает, это всё глупости.
Но я не удивлюсь, если однажды этот ворон втихую заберётся-таки в кабинет через приоткрытое окно и чёрным маркером нарисует на доске очень сердитую табуретку, которая ещё не успела . Ну, или маленького дракончика – зависит от того, что за урок сейчас будет.
Прилетайте, ворон-Учитель. Нам ведь ещё стольким вещам нужно у Вас научиться.
Обещание 8Б класса 49 параллели - самых юных из всех учеников А.Н.Квашенко