Разговор о поэзии

Интервью Ю.В.Завельского 2012 года

ВИДЕОЗАПИСЬ РАЗГОВОРА /118 минут/ 

 

*******УЧИТЕЛЬ ЛИТЕРАТУРЫ*******

Мне в этой жизни многим повезло, но одному жизненному обстоятельству я особенно благодарен. Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне встречу с замечательным учителем Александром Михайловичем Балицким. Он пришел к нам после начальной школы. 5ый класс. Сколько нам лет? Ну, примерно 11 лет. Тогда кабинетной системы не было, и каждый класс учился в своей классной комнате, и не мы ходили по кабинетам, а учителя приходили к нам. Мы, как положено, заняли свои места, ожидая первого в этом учебном году урока русского языка и литературы. И вот мы сидим, распахивается дверь, и стремительной походкой входит мужчина лет 45-ти. Ну, конечно, для нас, тогдашних пятиклассников, это был возраст достаточно солидный, как и для современных пятиклассников 45 лет – это человек, который много прожил. Дойдя до середины, он бросает свой потертый, видавший виды портфель на учительский стол и, не говоря ни одного слова, «здравствуйте» или «как меня зовут», ничего! Он начинает читать стихи. Потом, повернувшись в доске, он взял мел, и написал на доске автора и название стихотворения. Но самое главное – он написал, где это стихотворение можно найти. И внизу было написано, это я хорошо помню, «журнал «Красная новь», номер такой-то». Теперь такого журнала нет, он до войны выходил. После этого он повернулся снова к классу и сказал: «Здравствуйте, ребята. Меня зовут Александр Михайлович Балицкий. Я буду у вас учителем русского языка и литературы». И добавил еще одно предложение, которое я запомнил на всю жизнь: «Я постараюсь сделать так, чтобы вы по-настоящему полюбили свой родной язык и свою родную русскую литературу». И больше ничего не сказал. Начался урок. И все последующие уроки проходили точно так же. Стремительной походкой входил Александр Михайлович, швырял свой портфель, который был набит черт знает чем (я потом уже посмотрел, там были какие-то бумаги, какие-то его рукописи, брошюры), становился перед классом и читал очередное стихотворение. Потом поворачивался к доске, писал название стихотворения, автора и где его можно найти. И мы, мальчишки и девчонки, слушая эти стихи, начали записывать, где их можно найти. И после уроков бежали в библиотеку и спрашивали, «Красная новь» есть? Есть! Ура! И мы, человек пять, шесть (не весь класс, конечно), мы, лбами прикасаясь друг к другу, склонялись над столом, где лежал этот журнал и переписывали эти стихи в свои тетрадки. А потом, на следующий день, мы ходили по коридору, и каждый из нас читал стихи друг другу – кто-то начинал, а кто-то продолжал, а потом продолжал тот другой. И тогда я почувствовал, что Александр Михайлович нас заразил чем-то прекрасным, удивительным, красивым, необыкновенным. Тогда я почувствовал настоящий вкус поэзии. 

Александр Михайлович работал у нас пятый, шестой, седьмой класс. Потом началась война. Мы перешли в восьмой класс, и видели его только на первых двух уроках в сентябре 1941-го. Больше я его никогда не видел. Александр Михайлович погиб на фронте. 

И вот я думаю – три года. По два урока литературы в неделю. 35 рабочих недель в году. 35 у множить на 2 – это 70. 70 умножит на 3 года это 210. Он прочел за три года нам 200 стихов, не меньше!

Он нам читал в основном современную поэзию – Багрицкого, Кирсанова, Светлова, Сельвинского, Луговского. Потом, когда я уже сам стал учителем, я понял, почему он так поступал. Ведь вся классика была на уроках. Сколько там стихов – уйма! А вот в начале каждого урока шла современная поэзия. Он, наверное, понимал, что приобщить человека к классике можно только через современную литературу. 

Он вбегал в класс, и я помню – 

… И Пушкин падает в голубоватый
Колючий снег. Он знает – здесь конец...
Недаром в кровь его влетел крылатый,
Безжалостный и жалящий свинец.

Так я впервые услышал Багрицкого. Вот такой был Александр Михайлович, вот так начиналась моя любовь к поэзии, которая не прекращается до сегодняшнего дня. Я ее люблю, я ею живу. 

И когда Елена Дмитриевна Волжина создала сюжет «Что думает Юрий Владимирович, идя по дороге в гимназию?», она ошиблась в одном – я об этом ни о чем не думаю, ни о каких проблемах, я читаю стихи. Ну, раньше я успевал немного, потому что до гимназии доходил где-то за 10-15 минут. Теперь я так быстро не хожу, иду где-то полчаса, и поэтому я прочитываю значительно больше стихов по дороге в гимназию и на обратном пути домой. Но это все идет оттуда, из тех далеких-далеких лет.

Те стихи, которые Вы сейчас про себя читаете, Вы их когда-то специально учили, или они звучат сами внутри Вас?

Я никогда стихов специально не заучивал. Никогда. Если мне стихотворение нравится, я не могу от него оторваться. И постоянно возвращаясь к нему, я его очень быстро выучиваю. Может быть, у меня память такая цепкая. Но я быстро выучиваю стихи. 

Навязывать поэзию, как вообще навязывать человеку искусство, мне кажется непродуктивно. Коэффициент полезного действия здесь очень невысок. Потому что это навязывание ничего не дает. Человек, который любит стихи, он без этого навязывания их будет знать, выучивать новые стихи и обогащать себя. А человек, который глух к поэтическому слову – есть такая категория людей, ему поэзию таким образом привить невозможно, он таким и останется.

В этом учебном году я пригласил к себе одного мальчика, одиннадцатиклассника, на беседу. Я люблю выуживать с уроков ребят для беседы с ними. Ведь раньше у меня были какие-то ребята, я их учил, мог какие-то вопросы им задать, не связанные с предметом, а сейчас у меня такой возможности нет. И поэтому, когда время есть свободное, я их приглашаю. И вот я пригласил ученика, не буду называть его фамилию, и мы разговорились с ним. И я у него спрашиваю – чего-то зашел разговор о поэзии – ну вот ты стихи любишь? «Нет, не люблю». «Ну, как не любишь? Ну какие-то поэты у тебя есть любимые?». «Никаких не люблю». «Ну строчку какую-нибудь ты сможешь прочитать?». «Ни за что». «Ну, хорошо, ты не любишь классики, ну современную литературу ты любишь? Ну, Маяковский, например. Это человек, без которого юность состояться не может». «Нет». «Ну хорошо, ну ты же сдавал стихи на уроке». Он говорит, «сдавал, сдавал, получал оценки, но если Вы меня спросите на следующий день это стихотворение, я ни одной строчки не помню». (смеется) Ну вот такой парень. 

И он не один такой. Может быть, их не очень много, но такие ребята есть. Им навязывание поэзии тоже ничего не дает. Значит, остается какая-то середина. Вот с этой серединой надо работать. А как работать? Взрыхлять надо почву. Ведь поэтическое слово дает всходы только тогда, когда это слово попадет на благоприятную почву, и даст какие-то побеги, какие-то листочки. А если почва не подготовлена к этому, то это поэтическое слово, как семя, засохнет и ничего не даст. Как это сделать? А вот стихи читать на каждом уроке. 3-4 минуты, и начинается урок. Ну для этого нужно знать много стихов, чтобы у тебя запас был на много уроков.

Между прочим, Александр Михайлович никогда никакие стихотворения не комментировал. Вот он читал в начале урока и все… Чтобы он какой-то комментарий давал или рассказывал, что означает такой-то эпитет, обратите внимание на такую-то строчку… – ничего! Мы это сами все постепенно накапливали в себе, и у нас вырабатывался тот поэтический вкус, который давал возможность разобраться, почувствовать красоту. Ну, на это, конечно, нужны годы. 

 

 

 

******* ЛЕРМОНТОВ *******

/ссылка на видеозапись 17:19/

И какие были Ваши любимые поэты в школьные годы? 

На первом месте Лермонтов. Думаю, я был не одинок в своей привязанности к этому поэту. Лермонтов – поэт юности. В отличие от Пушкина, который является поэтом людей более зрелого возраста. К Пушкину с трудом приходишь. Я всю жизнь иду к нему. И не могу сказать, что я Пушкина хорошо знаю. Почувствовать пушкинскую гармонию можно только пожив какое-то время на свете – что-то испытав, перестарадав, чему-то радуясь, что-то пережив, иначе Пушкина трудно понять.

А почему Лермонтова так легко понять?

Лермонтова легче, мне кажется, понять. Да, в Лермонтове есть та же гармония. Но в Лермонтове молодое чувство более зримо, более живо, чем, может быть, в Пушкине. Это моя точка зрения, с ней могут и не согласиться. И это молодое чувство, которое в Лермонтовской поэзии есть, юное какое-то чувство, оно не может оставить безразличным другого человека, независимо от того, сколько ему лет. 

Гусар! ты весел и беспечен,
Надев свой красный доломан;
Но знай - покой души не вечен,
И счастье на земле - обман!

 /читает целиком стихотворение Лермонтова "Гусар"/

Но какое молодое сердце это не затронет? Любой юноша живет страстями, и что, лермонтовские строчки не заденут ни одной из его страстей?! Этого не может быть! 

А еще кто вам близок из поэтов XIX века?

Из девятнадцатого века, как это не покажется странным для некоторых, это, конечно, Некрасов. Один из величайших русских поэтов. Меня всегда привлекала поэзия Некрасова своей напевностью. В некрасовском слоге есть эта удивительная напевность! Большой, огромный поэт! И лирика Некрасова, непонятая нами, недооцененная нами. Одно из величайших достижений не только русской, но и мировой поэзии – лирика Некрасова. 

Скажите, а в школьные годы Вы же писали стихи?

Конечно! Кто не писал! И я тоже.

Ко мне опять бежит поэзия, 
Бежит, спешит сквозь брызги века,
Мы с ней пойдем бродить по эллипсу 
Тревожных судеб человека.

Она девчонка ясноглазая,
Она моей души история, 
Мы с ней возьмем в дорогу разное,
Отбросив в сторону пустое.

Ой, не буду читать, ну это чушь! Это я писал так, черти когда, стыдно (смеется). Баловался. И чем больше я читал высокой поэзии, тем больше меня это отучало от написания собственных стихов. Потому что я понимал, с какими вершинами я начинаю конкурировать. 

Полезное это занятие для молодого человека?

Я думаю, вопрос поставлен неверно. Не знаю, насколько полезно или нет. Но для юного человека это должно быть естественно. Для тех людей, у которых есть чувство лирического отношения к жизни. Если человек лирически относится к жизни, то он не ставит перед собой цели – вот я сейчас сяду, возьму тетрадку и напишу какие-нибудь стихи для пользы, может голова у меня болит и пройдет от этого. Ну, так не бывает! Это естественная потребность молодого человека, потому что она связана с особым, юным, молодым ощущением жизни. 

Есть люди, которые в глубокой старости умеют сохранить это чувство. Счастливые люди. Есть люди, которые не обладают этим чувством – ни в детстве, ни в юности, ни в зрелости, ни в старости. Не дано. Не знаю, почему. Психологи, наверное, это явление чем-то объяснят – воспитанием, влиянием чьим-то. Мне трудно сказать, я не знаю. Но такие люди есть, их немало. Ну, что делать.

Вы говорите, это естественная потребность. А если учитель литературы просит написать стихи? Я знаю, например, что Ольга Евгеньевна Потапова делает это в шестом классе. Она предлагает всем, всему классу написать стихи, кто как сумеет. И она считает это важным и нужным. Как Вы к этому относитесь?

Это мягкий способ навязывания поэзии. Стихи нужно читать. А уж если у кого-то появилась потребность написать свои собственные стихи, сядь дома, напиши их. Но я не могу понять, когда кто-то мне скажет: «Юрий Владимирович, вы любите поэзию. Вы много стихов знаете. Ну сядьте, пожалуйста, напишите какие-нибудь стихи нам». Я никогда в жизни не напишу ни одной строчки. Ну нельзя так делать. Поэтическое слово должно в человеке жить. Если хочешь, возьми напиши, если не хочешь, не пиши. Ну, если по случаю – там юбилей или что, а вот так просто – нет. 

Поэзия – это, все-таки, чувство интимное. Ну я не могу, когда 25 человек сидит вокруг меня, и вместе со мной все строчат какие-то стихи. Я не могу! Я в этом вижу что-то противоестественное.

 

 

 

******* БЛОК *******

/ссылка на видеозапись 30:08/

Блок – один из моих любимых поэтов. Блок пришел ко мне совершенно случайно (Первый раз, разумеется. Он так или иначе все равно бы пришел ко мне, но позже). Во время войны я работал токарем на заводе номер 25. Однажды заболел мастер, который сидел в каптерке и выдавал рабочим инструменты. Нужно было, чтобы в ночную смену кто-то в этой кладовой подежурил, выдавал инструмент, менял заступившийся инструмент на острый и т.д. И ко мне подошел начальник участка и попросил меня ночью подежурить в этой инструментальной кладовой. Ну, ночная смена. Все люди работают. Я сижу там, и от нечего делать начал осматриваться, увидел тумбочку, открыл её, а в ней какая-то засаленная книжка. Я вытащил её, она была без обложки, открыл на совершенно случайной странице и прочел строчки, которые меня поразили, и которые я помню теперь уже всю оставшуюся жизнь: «Так – одинокой, легкой тенью перед душою, полной зла, свои благие исцеленья она однажды пронесла». Я эту книжку украл. Я принес её домой, и она у меня долгое время была. Потом при переездах с одной квартиры на другую, я её, конечно, потерял, и очень жалею об этом. С этого момента началась моя любовь к Блоку. 

Я его люблю, я его люблю, я его люблю, читаю его про себя по дороге, когда иду из дома в гимназию, да. 

Есть минуты, когда не тревожит
Роковая нас жизни гроза.
Кто-то на плечи руки положит,
Кто-то ясно заглянет в глаза…


И мгновенно житейское канет,
Словно в темную пропасть без дна…
И над пропастью медленно встанет
Семицветной дугой тишина…


И напев заглушенный и юный
В затаенной затронет тиши
Усыпленные жизнию струны
Напряженной, как арфа, души

Это самое моё любимое, блоковское стихотворение. Я его читаю постоянно всем. Наверное, в расчете на то, чтобы они полюбили Блока. 

/читает стихотворение Блока «О да, любовь вольна, как птица»/

Блок везде! Комнаты, стены, природа, окрестности. Как можно, выйдя в Шахматове из дома Блока на тот пригорок, на котором этот дом стоит, не вспомнить блоковскую «Россию»? 

/читает «Россию» Блока/

Опять, как в годы золотые, 
Три стертых треплются шлеи, 
И вязнут спицы росписные 
В расхлябанные колеи... 

Россия, нищая Россия, 
Мне избы серые твои, 
Твои мне песни ветровые,- 
Как слезы первые любви! 

Тебя жалеть я не умею 
И крест свой бережно несу... 
Какому хочешь чародею 
Отдай разбойную красу! 

Пускай заманит и обманет,- 
Не пропадешь, не сгинешь ты, 
И лишь забота затуманит 
Твои прекрасные черты... 

Ну что ж? Одной заботой боле – 
Одной слезой река шумней 
А ты все та же - лес, да поле, 
Да плат узорный до бровей... 

И невозможное возможно, 
Дорога долгая легка, 
Когда блеснет в дали дорожной 
Мгновенный взор из-под платка, 
Когда звенит тоской острожной 
Глухая песня ямщика!..

 

Да, Александр Александрович Блок!..

 

Юрий Владимирович, а как нам в сегодняшнем мире научиться следовать примеру великих Поэтов, которые всё видели, всё понимали не хуже других, но, несмотря на это, никогда не отворачивались от своенй страны, не переставали её любить?

Каждый в этой жизни должен искать путь к себе сам! Тебе в этом смысле никто не поможет! Это же путь к себе! Ты сам должен в себе разобраться и эту тропинку, дорожку к своей судьбе, к своему сознанию самостоятельно найти. В этом смысле чужие слова могут тебя только каким-то образом на эту дорожку направить. Это другое дело. Но повести по этой дорожке тебя никто не сможет. Только сам. 

Более того, я считаю, что в наше время, казалось бы, такое прозаическое, даже больное в чем-то время, поэзия нужна как никогда. Она даже нужна в большей степени, чем она была нужна человеку раньше, потому что она может спасти человека! Как и вообще искусство, как культура может спасти человека от ужаса той жизни, в которой мы живем. Только поэзия, искусство, изобразительное искусство, театр, музыка. 

А что скажете про Есенина? Читаете ли его?

Есенин не мой поэт. Есенин сильный поэт, очень сильный, живший как бы рядом с Блоком. Но насколько Блок глубже… И всё-таки Есенин при всей своей гениальности для меня, как бы это сказать – «мелкотравчат». Может, я не прав. 

/читает стихотворение Есенина «Отговорила роща золотая»/ 

 

 

******* ПАСТЕРНАК *******

/ссылка на видеозапись 44:49/

/ Рассказ о Пастернаке самый объемный и подробный, он помещен на отдельную страницу "Похороны Пастернака"

 

 

 

******* УМЕНИЕ ПРОЩАТЬ *******

/ссылка на видеозапись 1:17:32/

Но вот наступает пора звездопада,
и, кажется, время навек разлучаться…
…А я лишь теперь понимаю, как надо
любить, и жалеть, и прощать, и прощаться. 
                          / Ольга Берггольц  /

Понимаете, умение прощать… Какое это трудное, какое важное и какое необходимое каждому человеку умение! А уж учителю-то!.. Этим умением он должен владеть, как никто. Как никто! К сожалению, некоторые учителя владеть им не могут. А уж прийти в класс, встать перед классом и сказать мальчишке или девчонке: «Извини, пожалуйста, я был не прав». Это дано единицам! И как это этому научить учителя – я не знаю. Не знаю...

Мальчишка что-то натворил, ну глупость сделал. Через эту глупость многие проходят. Вот его, значит, учитель ругает и так далее, привел ко мне в кабинет. Я с ним разговариваю. Я вижу: он все понял. Я говорю: «Ты знаешь, попробуй подойти к учителю и попросить у него извинение, чтобы он тебя простил». Уходит. Проходит минут десять-пятнадцать. Возвращается – «не простил». «А что он тебе сказал?» – «Бог простит, я не могу простить». Бог простит… И вы знаете, вот сижу я, вот сидит мальчишка (это давно было, он уже давно взрослый человек, но это наша гимназия), и никого больше нет, а мне плакать хочется. Хочу плакать и сделать ничего не могу. Я же взрослого человека не заставлю, не возьму его за грудки и не скажу: «Скажи сейчас слова, которые ты должен сказать!» Не могу этого сделать. Очень, очень трудно, но тем не менее, это так. Не умеют. 

Вот Берггольц пишет, что этому надо учиться всю жизнь. Это верно. «Любить, прощать и прощаться» – всю жизнь. Но, понимаете, есть чувства, которыми человек должен овладеть раньше, чем все другие. К таким людям относится учитель. Это обыкновенный человек имеет право всю жизнь учиться этому, а учитель должен научиться этому как можно раньше. Для этого не надо ему проживать всю жизнь. «Вот наступает пора звездопада» – это осень наступает, старость. «И время навек нам с тобой разлучаться» – всё, смерть. «А я лишь теперь понимаю, как надо любить, и жалеть, и прощать, и прощаться». Учитель должен этим умением овладеть не к старости, а гораздо раньше! Но над этим надо работать учителю. А для этой работы не хватает сил. Сил физических, нравственных. Не хочется делать над собой усилие, хочется жить так, как живу. 

Такие учителя, у которых ученик просит прощение, а они не прощают, считают, что не они не правы, а это Юрий Владимирович не прав. Они считают, что я не прав в отсутствии необходимой жесткости, твердости. Они считают, что любой проступок не должен оставаться безнаказанным. Это расхожая мысль большинства учителей на свете. Любой проступок должен быть наказан. Как? Приказ, выговор, стоять перед коллективом, что-то там извиняться, вызов родителей, исключение из школы – как угодно. Любое нарушение должно быть наказуемо! А я считаю, что это неправильно. Они считают, что я не прав. И доказать друг другу, кто из нас больше прав – это не так просто. Это не так просто. 

А я рассуждаю так, что воспитать настоящего человека таким образом нельзя. Это плохо. И вообще, всю жизнь проработав в школе считаю, что теоретически любого человека можно воспитать без наказаний. Ни одного наказания. Но договориться об этом друг с другом невозможно, потому что у каждого свое мироощущение, свои взгляды на жизнь, они не совпадают ни с мироощущением, ни со взглядами других людей. И совместить это невозможно, поэтому всё это приводит к тому, что во многих образовательных учреждениях растут в какой-то степени несчастные дети. Они растут такими, потому что их не умеют воспитывать. А не умеют их воспитывать по очень простой причине: учителя не могут ребят понять. Не каждому взрослому человеку дана возможность понять пятнадцатилетнего человека. Это трудно. Это очень трудно. А надо, деваться некуда. Надо. 

Многим хочется, чтобы ребенок вел себя только так, как они велят. И это зарождается в детстве ещё. Формируется под влиянием взрослых, которые делали с ним то же самое. К сожалению, многое из того, что происходит во взрослом обществе сегодня, или вчера, или будет происходить завтра, это все создается людьми, которых вот так воспитали в семьях, и в школах. 

И хотя я надеюсь, что из гимназии 1543 таких детей выходит меньше, с такой жестокостью, с внутренней нетерпимостью, с безапелляционным беспощадным отношением, но всё равно, я всё время испытываю душевные муки, когда вижу, как учителя общаются с детьми. Испытываю, да. 

 

 

******* ПАТРИОТИЗМ *******

/ссылка на видеозапись 1:30:19/

Касаясь трех великих океанов,
Она лежит, раскинув города,
Покрыта сеткою меридианов,
Непобедима, широка, горда. 

Но в час, когда последняя граната
Уже занесена в твоей руке
И в краткий миг припомнить разом надо
Все, что у нас осталось вдалеке, 

Ты вспоминаешь не страну большую,
Какую ты изъездил и узнал,
Ты вспоминаешь родину — такую,
Какой ее ты в детстве увидал. 

Клочок земли, припавший к трем березам,
Далекую дорогу за леском,
Речонку со скрипучим перевозом,
Песчаный берег с низким ивняком. 

Вот где нам посчастливилось родиться,
Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли
Ту горсть земли, которая годится,
Чтоб видеть в ней приметы всей земли. 

Да, можно выжить в зной, в грозу, в морозы,
Да, можно голодать и холодать,
Идти на смерть… Но эти три березы
При жизни никому нельзя отдать. 

Это Симонов. Я очень люблю это стихотворение, оно было написано во время войны, разумеется. Когда я в первый раз прочел его, оно меня потрясло. Потрясло своим патриотизмом, открытым, таким плакатным, пафосным. Это понятно, это война, он такой и должен был быть. Сейчас читать такие стихи некоторым людям странно. Да что он пишет? Какой родиной можно гордиться? Ну какой страной? Боже мой! А на самом деле, это не так. Той страной, в которой мы живем, не только можно, но и нужно гордиться. Не стесняясь этой своей гордости. Вот об этом пишет Симонов. 

К сожалению, постепенно патриотизм, любовь к родине мы, вернее, некоторые из нас променяли на нечто другое. И это печально, очень печально. Не знаю, наверное, это пройдет. Надеюсь, пройдет. 

Любить свою страну не так трудно, хотя бы привычка здесь играет определенную роль. А вот гордиться значительно труднее. Но, я думаю, что вырастет новое поколение людей, которые будут открыто, по-настоящему гордиться своей страной. Гордиться, как гордятся другими странами другие люди, которые в них живут. А нам есть, чем гордиться. И прикидываться вот такими простачками, бедняками, «а у нас ничего нет», «у нас все плохо, а всё там», «ах, как там люди живут», «как там здорово» – настолько противно это всё. Противно …

 

 

 

******* ЛЮБИМЫЕ ПИСАТЕЛИ *******

 /ссылка на видеозапись 1:35:30/

Юрий Владимирович, кто Ваш любимый литературный герой? 

Если иметь в виду классику, то, наверное, в классике моя самая любимая героиня – это княжна Марья. Среди мужчин – конечно, это Лёвин. 

Помню, как после войны я прочитал роман Эренбурга «Буря». Главным героем этого романа был Сергей Влахов. Мне он очень нравился. Сейчас, конечно, я бы смеялся над этим романом. Конечно, он очень примитивно написан. Но тогда я был увлечен. Вот для меня это был идеал настоящего, истинного мужчины. Какая культура! Какой внутренний стержень! Ох! И какая среда, из которой он вышел. Тогда я полюбил имя Сергей. И когда у меня родился внук, я тут же сказал, он будет Сергеем. Это Сергей Влахов. 

Так что с возрастом герои меняются. И тот герой, тот литературный образ, который для тебя был героем в 25-30 лет, может отойти на второй план через какое-то время. А в 60 или 70 появятся другие. 

А мне казалось, что Ирина Юрьевна говорила, что Серёжу назвали в честь сына Анны Карениной. Разве нет?

Когда Сережа родился и его принесли из родильного дома, то я его назвал «Кутик». Кутиком называла сына Анна Каренина. Помнишь, их последнюю встречу, когда был его день рождения, и она приезжает в дом Каренина, привозит кучу подарков и вспоминает о том, как она называла его в детстве «Кутик». И я Серёжу называл в детстве именно так, в честь Серёжи Каренина. 

Юрий Владимирович, о поэтах поговорили. А Ваши любимые писатели? 

Гоголя перечитываю. Недавно перечитывал и первый, и второй том «Мертвых душ». Не могу сказать, что он любимый мой писатель, но я к нему обращаюсь часто. 

Если бы меня спросили, какие мои самые любимые русские писатели, то на первом месте – Толстой, потом Тургенев. Тургенев – для души, Толстой – для ума. А потом Бунин, Чехов и, конечно же, Горький, Максим Горький. Зачитанный мной, замусоленный. 16 томиков у меня есть, часто к ним обращаюсь. Школа наша (не в смысле наша, а вообще) – она не может воспитать вкуса к этому писателю. Раньше это было связано с тем, что всё-таки горьковская «Мать», которую все читали, не самое лучшее, что он написал. И это было центральным произведением горьковского творчества, которое изучалось в школе. А вот «Городок Окуров» и «Кожемякин» — это такая проза, изумительная! Это такие вылепленные образы, сделанные рукой настоящего мастера. Ты этих людей видишь, ты этих людей осязаешь, ты этих людей понимаешь, ты чувствуешь какой-то запах от них, ты это прекрасно видишь! Какие это люди? Они разные. Абсолютно разные! Среди них есть и абсолютно страшные. Но как они сделаны! И вообще, понять Россию на рубеже двух веков без Горького, даже если будешь читать Чехова и Бунина, невозможно. Невозможно! 

И еще причина, по которой в наши дни Горький оказывается непонятым – мало романтизма в нашей жизни. Романтика ушла. Даже ранние рассказы Горького не могут сейчас увлечь. В том числе «Девушка и смерть», на которой какой-то идиот написал, что эта штука «сильнее, чем Фауст Гёте». Ну, глупость. А между тем, «Девушка и смерть» – какая это чудная сказка! 

/Цитирует наизусть «Сказки об Италии» «О Матерях можно рассказывать бесконечно...» /

Ах, как это здорово! Ну сказка, романтическая! Я много знаю Горького, могу читать. Почитайте рассказ Горького «Однажды осенью»! 

А Булгаков? 

Гениальный писатель. Безусловно, гениальный человек. Парадоксальный. Тянул нить от Гоголя, от Гофмана, всю эту фантазию. «Мастер и Маргарита» – это великий роман, о чем говорить. Но, если книги Горького дают нам возможность понять Россию, то роман Булгакова о другом. «Мастер и Маргарита» дает читателю возможность познать многое другое, и это, может, даже более важное и существенное. Но только не Россию. 

А какие произведения нужно прочитать, чтобы понять Россию, кроме Горького? 

Для того, чтобы понять Россию нужно почитать несколько произведений. Первое - «Капитанская дочка». Второе - «Война и мир». Третье - «Доктор Живаго». Понять судьбы русской интеллигенции без этого романа невозможно, даже читая Алексея Толстого. Невозможно. Четвертое - «Тихий Дон». 

А Вы когда читали «Тихий Дон» - когда он вышел, во время войны или уже после?

Я «Тихий Дон» читал во время войны. Я вообще во время войны много читал, хотя много работал. Но старался читать. 

Я почему спрашиваю, этот вопрос у меня самого возник недавно, когда я сам дочитал четвертый том и посмотрел на дату его написания – 1940й год. И подумал, что первые читатели читали его уже во время войны. И как это тогда для них звучало? Ведь пафос этого романа абсолютно антивоенный, как же он сочетался с эпохой, насколько был ей созвучен? 

«Тихий Дон» на меня произвел очень большое впечатление. Не хочу сказать, что я его читал взахлеб, это нехорошее выражение, но читал не отрываясь. Я с большим увлечением читал его. Этот роман показывает, каким злом является война, какое большое несчастие для человечества! Нельзя втягивать в войны людей! И именно во время войны это можно было понять лучше, острее, чем теперь. 

Да, но во время войны солдату ведь нужно не рефлексировать, а вставать из окопа в полный рост и идти вперед – убивать и умирать самому.

Да, конечно. Помнишь, как у Симонова?

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел, — так ее любил, — 
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу; 
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви… 

Когда это было созвучно душе человека? В 1942-ом году или в 2012? Ну сейчас да, «сильные стихи», «прекрасно написано» скажет кто-то. Но вот так почувствовать, как мы их чувствовали, можно было только во время войны. 

 

 

 

******* "И ВЕЮТ ДРЕВНИМИ ПОВЕРЬЯМИ" *******

/ссылка на видеозапись 1:55:11/

Не знаю, когда я сам наедине начинаю думать о прожитой жизни, мне кажется, я прожил жизнь, может, трудную, но интересную. Трудную, как всё моё поколение. Где найдешь человека 85-90 лет, который бы сказал, что он прожил легкую жизнь. Войну же он так или иначе пережил. И я прожил жизнь трудную, но интересную. Я многих людей видел, таких интересных, со многими общался, многое узнал в этой жизни. Было здорово, но только жалко, что все это так быстро прошло. Это, к сожалению, очень быстро прошло. 

Те люди, с которыми мне приходилось встречаться, они остались в моей памяти. Когда мы открыли школу, то в октябре, 10 октября 1975-ого года, как сейчас помню, я пригласил сюда Дмитрия Николаевича Журавлева. Дмитрий Николаевич Журавлев – выдающийся чтец, мастер художественного слова. И он на этой сцене в этом зале читал, столько всего читал, я помню! Потом мы здесь сидели, пили чай, помню, в артистической. И потом сколько здесь было славного народа! И Михаил Михайлович Яншин был, и Степанова Ангелина Иосифовна была, и Гоголева Елена Николаевна была. Это так было здорово! Никого уже нет... Потом приезжал сюда совсем молодой Вася Ливанов. Я его тоже привозил сюда. Хотел привезти сюда Андрюшу Миронова - не успел… А Алёшу Баталова привозил. И Любшин Стасик был здесь у нас несколько раз. 

«И веют древними поверьями её упругие шелка и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука». Ну древними поверьями и от меня веет, наверное. 

/Улыбается/ 

 

***********************************

Август 2012 года 

Расспрашивал Сергей Павловский

Текст подготовили Александра Бассель и Мария Нестерская


 

 


Отдельные фрагменты:

1. Александр Михайлович Балицкий - учитель литературы

2. Читает юношеские стихи собственного сочинения

3. Первая книжка Блока

4. Читает Блока

5. "Я помню Пастернака"

6. Читает Пастернака

7. О школьном театре

8. Читает Есенина

9. Читает Горького

10. О патриотизме

11. О Симонове во время войны

12. О роли поэзии в современном мире

 

 

Страница Ю.В.Завельского на сайте 1543