ТВЕРЬ

ВПЕЧАТЛЕНИЯ, МЫСЛИ, ФАНТАЗИИ

 

ГОРОД

В отличие других российских городов с богатой историей, являющихся сегодня одновременно и крупными административными центрами, таких как Смоленск, Псков, Владимир, Тверь, по крайней мере ее центр, выглядит наименее эклектично. Конечно, здесь не увидишь чудес древнего зодчества вроде Дмитриевского собора, но зато нет и унылого стекложелезобетона прямо напротив Кремля. По центру Твери можно гулять часами, оставаясь внутри XVIII столетия, и выше третьего этажа будет только небо. Город оставляет ощущение именно города, а не набора домов, благодаря простому факту своей биографии – он не рос хаотично со сменой эпох, а был четко спланирован и выстроен единомоментно лучшими архитекторами екатериниского времени. 

На Троицу 1763 года Тверь сгорела вчистую (850 домов из 900), и молодая царица распорядилась отстроить город заново так, чтобы это стал по ее словам «второй Петербург». Все, что мы сейчас встречаем от Рославля до Севастополя и называем «губернской застройкой екатерининского времени» начиналось здесь, в Твери. Первый опыт так всем понравился, что по всей стране начали перестраивать центры городов. 

 


 

 

 


Советская (Миллионная) - центральная улица города


Центральный проспект и три расходящиеся луча. "Восьмиугольная площадь".

 

  
Путевой дворец царской семьи

 


Трехсвятская - пешеходная улица

 

МОСТЫ

Волга в Твери не слишком широка – две-три Москва-реки, не больше. Но тверитяне во все века не любили мостов. Было у них всегда какое-то внутреннее предубеждение. Когда Петр I их спросил, почему у них нет никакого моста, они ответили, что сложное и дорогое это дело. Но царь отдал приказ и через четыре часа появился первый наплавной мост (из барок), который и просуществовал в таком виде следующие 200 лет. Все, кто ездил из Москвы в Петербург, проезжал летом по этому мосту, зимой – по льду, ну а уж весной и осенью не стоило и ехать. Конечно, в середине XIX века при строительстве Николаевской дороги появился железнодорожный мост, но и тот был не в самой Твери, а за городом. Так что только в 1900 году, когда стало уже совсем неприлично, что две столицы соединены средневековой понтонной переправой, выстроили регулярный мост. В 1960 построили второй мост, в 1980 третий, но он сразу пошел трещинами, и на него не пускают грузовики. Первые же два так стары и узки, что это главный источник серьезных пробок в не очень большом городе. Мост на объездной (М-10) тоже в плохом состоянии. Не любят в Твери мостов. Жители города и сегодня предпочитают пересекать Волгу пешком по льду. 

 
        "Старый мост". Построен в 1900 году

 

 



Наплавной мост через Волгу. XIX век


Волга зимой 

                  
Памятник Пушкина в городском саду. Сзади - Старый мост.


Памятник Пушкину на театральной площади 

 

ГОГОЛЬ

Тверь – это тот губернский город N в который приезжает Чичиков. Перечитайте первые две главы «Мертвых душ» перед посещением Твери, и вы увидите на следующий же день и бесконечно желтые дома и даже «горсад» с хилыми деревцами. Тверь стала первым городом Империи, где брусчаткой (от который так страдает бричка Селифана) были покрыты ВСЕ улицы. Камень брали в виде налога с каждой барки, проплывающей из Стариц, где он добывался для всех волжских городов. 

 


Пушкинская улица. Напротив гостиницы


ТВЕРЬ

 

РЕКИ

Тверь возникла примерно тогда же, когда и Москва. То есть, еще пять лет назад считалось, что чуть позже, но новый мэр города посчитал, что чуть раньше, и перенес праздник. Пара десятков лет. Несущественно. (Вот  в Чернигове с настоящим украинским размахом перенесли дату основания города аж на 300 лет вглубь веков, сделав его старше не только Киева, но и всей Киевской Руси!) 

По Волге шла граница между двумя серьезными противниками – Ростово-Суздальским княжеством и Новгородской республикой. По документам Тверь выстроили суздальцы и, естественно, на своем берегу Волги, но странно то, что одноименная река, давшая название городу, впадает в Волгу с другой стороны и километром ниже. Это наводит на подозрения, что город изначально был на другом берегу Волги и действительно древнее, чем кажется. 

А при впадении Тверцы в Волгу был когда-то «Отрочь монастырь» в котором в свое время были заточены Максим Грек (написал там десять книг) и Митрополит Филипп (пока его там не задушил Малюта Скуратов). Теперь на месте древней обители речной вокзал. 

«Отроки» - это не дети, а младшая дружина князя. С названием монастыря связывают красивую рыцарскую легенду с соколами, ласточками, влюбленными охотниками и юными нерешительными девами. Науке неизвестно, откуда эта легенда возникла, зато каждый тверитянин знает, кто родился от союза двух главных героев легенды – тверского князя Ярослава (родного брата Александра Невского) и барышни-крестьянки Ксении – Святой Благоверный князь Михаил Тверской (1271—1318).

 


 


Отрочь монастырь, XX век.

 


Речной вокзал на месте Отрочия монастыря

 


Волга

 

МИХАИЛ ТВЕРСКОЙ

 

 Это самый главный политический деятель Твери за всю ее историю. Он построил первый каменный храм, ставший опорой и хранителем города на века, тот самый "Спас златоверхий" из книги Афанасия Никитина. Михаил развивал выгодное экономическое и географическое положение Твери и наконец получил Великое княжение! Но во Владимир не поехал, а остался в родном городе. То есть Тверь на 15 лет формально – столица русского государства. Такого потомки не забывают, и напротив мэрии, на второй главной площади (на первой Ленин, естественно) несколько лет назад поставили ему памятник.

При этом Михаил Тверской не только политик, но и святой русской церкви. У людей светских может возникнуть вопрос «а почему святой?», «а за что святой?». В данном случае ответ несложен и понятен, в отличие от классического Александра Невского. Александр Невский был умный человек - шел на компромиссы, из двух зол выбирал меньшее и ездил в Орду за ярлыками. Михаил Тверской, его племянник, был неглупее, отстроил свой город, получил для него столичный статус и первый из русских князей придумал собирать ордынскую дань своими силами (за 20 лет до Ивана Калиты). И все бы шло для Твери хорошо, если бы не Москва.

Все, конечно, помнят из истории о соперничестве Москвы и Твери за право стать тем ядром, той песчинкой, вокруг которой из тяжелого дремучего болота усобиц намотается с веками великая жемчужина Российской империи. Но пока еще только 1317 год и Москва с Тверью маленькие городки среди других маленьких городков огромного хаотичного государства без четких границ под названием «Золотая Орда». Есть хан, есть столица на Нижней Волге и есть карательные отряды татарской конницы, которые, если договориться, выезжают по заказу в любую точку удельного княжества за процент от налета. 

Московский князь Юрий Данилович не признал Великого князя «всея Руси» (этот термин впервые возникает при Михаиле Тверском), втерся в доверие к ордынскому хану Узбеку (а Узбек это тот самый хан, который первым принял мусульманскую веру, что и подкосило в конечном итоге Золотую Орду), даже женился на его дочери (делал карьеру парень!) В итоге получил ордынскую зондеркоманду и пошел громить Тверь. Но Михаил не зевал, двинул сам навстречу и в бою под Бортеневым (около Старицы) наголову разбил и москвичей и татар вместе взятых. «Ударил первым я тогда, так было надо...»

Это был уже прямой вызов «вертикали власти». Впервые за 80 лет русские люди подняли руку на татар. За 60 лет до Куликовской битвы. Михаил получает повестку от хана – явиться с вещами в Орду. И вот тут тяжелейший выбор. Тут граница между жизнью и смертью, между воинской славой и святостью. Когда Блюхер в 1938 получил вызов в Москву, он все сразу понял. Уже год, как были расстреляны Тухачевский другие. Он, конечно, все понимал. Но поехал. Также и Михаилу Тверскому говорила верная дружина «Останься, князь. Пусть приходят сюда сами. Мы все за тебя честно головы сложим.» А он ответил так – «Все мы смертны. Пусть погибну сейчас я один, но враг не придет в русскую землю истреблять мой народ». И поехал. Его судили, пытали, но убили в итоге даже не татары, а свои же московские, дружки Юрия Даниловича. Исподтишка, ножом в спину. Потом тело увезли в Москву, где год (!) держали в подвале в Кремле, пока Юрий Данилович торговался (!) с детьми Михаила Тверского за сумму выкупа. 

Этот же Московский Юрий (нашему городу везет с этим именем) потом занимался тем, что проводил финансовые махинации – пускал свою часть ордынской дани (налоги в госбюджет) в оборот через новгородских купцов (оффшор), потом возвращал сумму, оставляя себе процент. За эти дела его тоже потом в Орде грохнули. 

А Михаил Тверской был причислен к лику святых за то, что “положил душу за други своя”. Его поступок был, наверное, единственным в истории России, когда правитель сознательно ценою собственной жизни сохранил неприкосновенность и спокойствие своих подданных. Чаще случалось обратное. Мощи его были захоронены в том самом Спасе Златоверхом – главном храме Твери.

Тем временем братец Юрия Даниловича – московский князь Иван Данилович (Калита) подрос, задружил с ханом еще больше брата, в 1328 сходил с татарами, разорил-таки Тверь, а в 1337 настрочил донос на сына и внука Михаила – их опять же казнили в Орде, после чего он и еще раз прошелся по Твери, срезав даже колокол со Спаса. 

 

 

 


Михаил Тверской


Бортеневская битва

 
Михаил Тверской в Орде


Михаил Тверской (фрагмент иконы)

 

 

 

       
Памятник Михаилу Тверскому на центральной площади Твери 
и памятный крест в городском саду

 

 

              
Открытие памятника Михаилу Тверскому 
и демонстрации 1989 года за возвращение имени города

 
Михаил Тверской. 
Фрагмент памятника "Тысячелетие России" 
в Новгороде


Храм Святого Благоверного Великого князя Михаила Тверского. Построен в 2002. 

 

* * *

Страшно порой бывает заглядывать в историю родной страны. А бывает и  не страшно, но противно. История Михаила Тверского не про кровь и не про подвиг, она про какой-то важный нравственный выбор, который сделала страна в самом своем младенчестве. Какие средства позволены и для какой цели?

 А история Москвы и Твери интересна именно равнозначностью, равносильностью обоих княжеств, тем символических выбором столицы, сердца будущего государства российского. И выбор этот как будто отпечатан на всей дальнейшей судьбе его. 

 

Могло получиться и так, и так. У Твери выгоднее географическое положение – на юг Волга, на север Тверца-Шлина-Мста-Волхов-Балтика, Тверь в центре тогдашней русской земли – от Москвы на юг 100 км до Оки, а за Окой русских людей уже нет, и еще три столетия всякая шваль с Дикого поля сможет раз за разом добегать до стен Москвы, сжигая ее. Чем же, чем взяла Москва?! Может, чудо-богатырями, Дмитрием Донским? Дмитрий Донской – бесспорно, но останься Михаил в живых, и Куликово поле могло случиться раньше 1380 года… Нет, не тем взяла Москва! Предательство, конформизм, умение подсуетиться, договориться, лечь под власть в нужный момент. С чего началось, на том и стоит московское государство.

 

А память о том, что можно править по-другому, о том, что власть бывает одновременно и сильной, и мудрой, и честной, и совестливой до святости – нет, такая память никому не была нужна. Сразу после революции снесли часовню Михаила Тверского на Бортеневском поле, в 1931 у города отняли имя восьми веков, а в 1935 рванули и сам Тверской Спас, прямо с мощами святого. На его место водрузили идолище Калинина, а прямо напротив, в бывшей гимназии, разместилось ОГПУ, по подвалам которого двадцать лет растекалась кровь земляков Михаила Тверского. 

Так что уж там Иван Калита в 1337 со своими отрезанными колоколами…. Через 600 лет это просто смешно.

 

 

 


Главный храм Твери - Преображенский (Спас)
Построен Михаилом Тверским. Взорван в 1935.


Памятник Калинину на месте Спаса


Напротив памятника Калинину Медицинская академия. Бывшее городское ОГПУ-НКВД 


В парке за Медицинской академией памятник жертвам репрессий.

 

МЕДНОЕ

Из подвалов ОГПУ трупы вывозили в лес в 30 км. от Твери. Там, у поселка с металлическим привкусом в названии и закапывали. В 1940, как известно, было арестовано и расстреляно 20 тысяч поляков – пленных офицеров, ксендзов и шляхтичей. Из них четыре тысячи расстреляны в Катыни под Смоленском, еще пять под Харьковым, а больше всего, шесть тысяч, именно здесь в Медном. Катынь стала самым известным из этих мест просто потому, что про нее раньше всех узнали. В 1943 году в Катынском лесу под оккупированным Смоленском немцы раскопали польские трупы и предали дело огласке. Потом многие годы СССР заявлял, что, дескать, немцы сами их где-то взяли, туда привезли, закопали, а потом раскопали. В Перестройку правда была признана, и одновременно названы два других места польских расстрелов. 

С 1992 в Медном и Катыни начались раскопки и эксгумация трупов. Комиссия, фиксация, выстрелы в затылок, польская одежда, при некоторых трупах были даже документы. Поиск родственников, списки всех 6000 по архивам. Выяснилось, что до расстрела в Медном они содержались полгода в Ниловой пустыни – монастырь на Селигере. 

И вдруг польская комиссия натыкается в этом лесу на непольские трупы! 5000 тел советских граждан без опознавательных знаков, без одежды, без ничего. На немцев здесь ничего не спишешь – в ноябре 1941-го сюда лишь на два часа заехал патруль из трех мотоциклов, больше никого не было. Стали искать, и нашли под Владимиром еще живого начальника НКВД по Калининской области тех лет, который признал, что да, именно в этот лес возили трупы. Такой тверской "Бутовский полигон". Только тут был не полигон, а дачи для семей сотрудников НКВД – охраняемая территория, пара десятков дач, дети бегают по лесу, собирают грибы. Ночью приезжают машины, что-то закапывают, а с утра снова дети выходят в лес резвиться и собирать грибы. Последние дачи простояли до начала девяностых. 

В 1996 полякам было разрешено построить мемориалы в Медном и Катыни. Но в Катыни одни поляки, а тут вроде получается, что и те, и те. Нехорошо будет, если только поляки мемориал сделают. Некрасиво. Неловко. Поэтому в 2000 году одновременно открылись польский мемориал и наш музей. 

Музей произвел сильное впечатление. Сделан хорошо. Сотрудники музея заинтересованные, любезные и профессиональные люди. 

 



        

med_mm_01.JPGmed_mm_02.jpgmed_mm_02.jpgmed_mm_04.JPGmed_mm_05.JPGmed_mm_06.JPGmed_mm_07.jpgmed_mm_08.jpgmed_mm_09.jpgmed_mm_10.JPGmed_mm_11.JPGmed_mm_12.JPGmed_mm_13.JPGmed_mm_14.JPGmed_mm_15.JPGmed_mm_16.jpg

 

 

АФАНАСИЙ НИКИТИН

С Тверью связаны Крылов, Радищев, Салтыков-Щедрин. Кто здесь родился, кто вырос, кто служил. Три года здесь прожила с мужем Екатерина Павловна - внучка главной благодетельницы Твери. В их дворце Карамзин читал первые отрывки своей Истории, а она мирила его со своим братом – Александром I. 

Но самым известным, всемирно известным уроженцем Твери был и остается Афанасий Никитин. Первый европеец в Индии. Это совсем-совсем отдельная тема, никак не пересекающаяся с историей страны. Это история человека, попавшего в совершенно для него необычный, непривычный, странный мир. Это многожанровая повесть. Тут и история «русского без России» - тоскующего, стремящегося назад, но и одновременно, смотрящего на нее со стороны, способного увидеть в сравнении ее недостатки. Это и важный религиозный опыт – сохранил ли Афанасий Никитин свою веру за шесть лет один на один против всего Востока, принял ли ислам – историки спорят до сих пор. Или он сумел подняться над религиозными преградами? Это и тема для психоанализа – как действует на рассудок человека перевернутая с ног на голову действительность. Его книга «Хожение за три моря» это первая «Алиса в стране чудес», сам Афанасий Никитин - Кастанеда XV века. Через пятьсот лет его путь практически повторит Николай Рерих, который будет искать не торговый, но культурный путь из России в Индию, что также приведет его к экуменизму.

Вот несколько цитат (синим оригинальный текст)

 


Памятник в Твери

 

ХОЖЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ (фрагменты)

Пошел я от Спаса святого златоверхого с его милостью, от государя своего великого князя Михаила Борисовича Тверского и от Бориса Захарьича.

Плывем мы мимо Астрахани, а месяц светит, и царь нас увидел, и татары нам кричали: «Качма — не бегите!» А мы этого ничего не слыхали и бежим себе под парусом. За грехи наши послал царь за нами всех своих людей. Настигли они нас на Богуне и начали в нас стрелять. У нас застрелили человека, и мы у них двух татар застрелили. А меньшее наше судно у еза застряло, и они его тут же взяли да разграбили, а моя вся поклажа была на том судне.

Поехали мы к ширваншаху в ставку его и били ему челом, чтоб нас пожаловал, чем дойти до Руси. И не дал он нам ничего: дескать, много нас. И разошлись мы, заплакав, кто куда: у кого что осталось на Руси, тот пошел на Русь, а кто был должен, тот пошел куда глаза глядят. Иные же пошли в Баку работать.

И тут Индийская страна, и люди ходят нагие, а голова не покрыта, а груди голы, а волосы в одну косу заплетены, все ходят брюхаты, а дети родятся каждый год, а детей у них много. И мужчины, и женщины все нагие да все черные. 

А у мелик-ат-туджара под началом двести тысяч войска, и воюет он с кафарами двадцать лет: и они его не раз побеждали, и он их много раз побеждал. Ездит же Асад-хан на людях.

Зимовал я в Джуннаре, жил тут два месяца. Каждый день и ночь — целых четыре месяца — всюду вода да грязь. В эти дни пашут у них и сеют пшеницу, да рис, да горох, да все съестное. В Индийской земле купцов поселяют на подворьях. Варят гостям хозяйки, и постель стелют хозяйки, и спят с гостями. 

Зимой у них простые люди ходят — фата на бедрах, другая на плечах, а третья на голове; а князья да бояре надевают тогда на себя порты, да сорочку, да кафтан, да фата на плечах, другой фатой себя опояшет, а третьей фатой голову обернет. О Боже, Боже великий, Господь истинный, Бог великодушный, Бог милосердный!  

И в том Джуннаре хан отобрал у меня жеребца, когда узнал, что я не бесерменин, а русин. И он сказал: «И жеребца верну, и тысячу золотых впридачу дам, только перейди в веру нашу — в Мухаммеддини. А не перейдешь в веру нашу, в Мухаммеддини, и жеребца возьму, и тысячу золотых с твоей головы возьму». И срок назначил — четыре дня, на Спасов день, на Успенский пост. А так, братья русские христиане, захочет кто идти в Индийскую землю — оставь веру свою на Руси, да, призвав Мухаммеда, иди в Гундустанскую землю.

Солгали мне псы бесермены, говорили, что много нашего товара, а для нашей земли нет ничего: все товар белый для бесерменской земли, перец да краска, то дешево. Те, кто возят волов за море, те пошлин не платят. А нам провезти товар без пошлины не дадут. 

В Бидаре на торгу продают коней, камку, шелк и всякий иной товар да рабов черных, а другого товара тут нет. Товар все гундустанский, а из съестного только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные, все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд.

А еще есть в том Аланде птица гукук, летает ночью, кричит: «кук-кук»; а на чьем доме сядет, там человек умрет, а захочет кто ее убить, она на того огонь изо рта пускает.

А весна у них длится три месяца, и лето три месяца, и зима три месяца, и осень три месяца.

В Индии же гулящих женщин много, и потому они дешевые: если имеешь с ней тесную связь, дай два жителя; хочешь свои деньги на ветер пустить — дай шесть жителей. Так в сих, местах заведено. А рабыни-наложницы дешевы: 4 фуны — хороша, 5 фун — хороша и черна; черная-пречерная амьчюкь маленькая, хороша.

И жил я здесь, в Бидаре, до Великого поста и со многими индусами познакомился. Открыл им веру свою, сказал, что не бесерменин я, а веры Иисусовой христианин, и имя мое Афанасий, а бесерменское имя — ходжа Юсуф Хорасани. И индусы не стали от меня ничего скрывать, ни о еде своей, ни о торговле, ни о молитвах, ни о иных вещах, и жен своих не стали в доме скрывать.

Расспрашивал я их о вере, и они говорили мне: веруем в Адама, а буты, говорят, и есть Адам и весь род его. А всех вер в Индии восемьдесят и четыре веры, и все веруют в бута. А разных вер люди друг с другом не пьют, не едят, не женятся. Иные из них баранину, да кур, да рыбу, да яйца едят, но говядины никто не ест.

Пробыл я в Бидаре четыре месяца и сговорился с индусами пойти в Парват, где у них бутхана — то их Иерусалим, то же, что для бесермен Мекка. Шел я с индусами до бутханы месяц. И у той бутханы ярмарка, пять дней длится. Велика бутхана, с пол-Твери, каменная, да вырезаны в камне деяния бута. Двенадцать венцов вырезано вкруг бутханы — как бут чудеса совершал, как являлся в разных образах: первый — в образе человека, второй — человек, но с хоботом слоновым, третий — человек, а лик обезьяний, четвертый — наполовину человек, наполовину лютый зверь, являлся все с хвостом. А вырезан на камне, а хвост с сажень, через него переброшен. На праздник бута съезжается к той бутхане вся страна Индийская.

Индусы же не едят никакого мяса, ни говядины, ни баранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины, хотя свиней у них очень много. Едят же днем два раза, а ночью не едят, и ни вина, ни сыты не пьют. А с бесерменами не пьют, не едят. А еда у них плохая. И друг с другом не пьют, не едят, даже с женой. А едят они рис, да кхичри с маслом, да травы разные едят, да варят их с маслом да с молоком, а едят все правой рукой, а левою не берут ничего. Ножа и ложки не знают. А в пути, чтобы кашу варить, каждый носит котелок. А от бесермен отворачиваются: не посмотрел бы кто из них в котелок или на кушанье. А если посмотрит бесерменин, — ту еду не едят. Потому едят, накрывшись платком, чтобы никто не видел.

А молятся они на восток, как русские. Обе руки подымут высоко да кладут на темя, да ложатся ниц на землю, весь вытянется на земле — то их поклоны. А когда придет кто или уходит, кланяется по-монашески, обеими руками земли касается, и все молча. 

А иду я на Русь с думой: погибла вера моя, постился я бесерменским постом. Месяц март прошел, начал я пост с бесерменами в воскресенье, постился месяц, ни мяса не ел, ничего скоромного, никакой еды бесерменской не принимал, а ел хлеб да воду два раза на дню, с женщиной не ложился я. 

Господи Боже, Бог милостивый, Бог милосердный, Бог Господь, Бог великий, Бог царь славы, Бог зиждитель, Бог всемилостивейший, — это все ты, о Господи.  /// Богь олло, Богъ керим, Богъ рагимъ, Богь худо, Богъ акьберь, Богъ царь славы, олло варенно, олло рагимельно сеньсень олло ты.

Слоны там родятся, и цену им по росту дают, а гвоздику на вес продают.

По лесу у них мамоны ходят да обезьяны, да по дорогам на людей нападают, так что из-за мамонов да обезьян у них ночью по дорогам ездить не смеют.

Месяца мая в первый день отметил я Пасху в Индостане, в Бидаре бесерменском, а бесермены праздновали байрам в середине месяца; а поститься я начал месяца апреля в первый день. О благоверные христиане русские! Кто по многим землям плавает, тот во многие беды попадает и веру христианскую теряет. Я же, рабище Божий Афанасий, исстрадался по вере христианской. Уже прошло четыре Великих поста и четыре Пасхи прошли, а я, грешный, не знаю, когда Пасха или пост, ни Рождества Христова не соблюдаю, ни других праздников, ни среды, ни пятницы не соблюдаю: книг у меня нет. Когда меня пограбили, книги у меня взяли. И я от многих бед пошел в Индию, потому что на Русь мне идти было не с чем, не осталось у меня никакого товара. 

Уже прошло четыре Светлых воскресенья в бусурманской земле, а христианства я не оставил: дальше Бог ведает, что будет. Господи, Боже мой! На тя уповах, спаси мя! Пути не знаю, как выйти из Индостана; везде война! 

Бесерменин же Мелик сильно понуждал меня принять веру бесерменскую. Я же ему сказал: «Господин! Ты молитву совершаешь и я также молитву совершаю. Ты молитву пять раз совершаешь, я — три раза. Я — чужестранец, а ты — здешний». Он же мне говорит: «Истинно видно, что ты не бесерменин, но и христианских обычаев не соблюдаешь». И я сильно задумался, и сказал себе: «Горе мне, окаянному, с пути истинного сбился и не знаю уже, по какому пути пойду. Господи, Боже Вседержитель, творец неба и земли! Не отврати лица от рабища твоего, ибо в скорби пребываю. Господи! Призри меня и помилуй меня, ибо я создание твое; не дай, Господи, свернуть мне с пути истинного, наставь меня, Господи, на путь правый, ибо в нужде не был я добродетелен перед тобой, Господи Боже мой, все дни свои во зле прожил. Господи мой, олло перводигерь, олло ты, карим олло, рагим олло, карим олло, рагимелло; ахамдулимо. 

В Бидаре Великом, в бесерменской Индии, в Великую ночь на Великий день смотрел я, как Плеяды и Орион в зарю вошли, а Большая Медведица головою стояла на восток.

В Бидар мелик-ат-туджар вернулся со своею ратью на курбан байрам, а по-нашему — на Петров день.

В Бидаре луна полная стоит три дня. В Бидаре сладкого овоща нет. В Индостане большой жары нет. Очень жарко в Ормузе и на Бахрейне, где жемчуг родится, да в Джидде, да в Баку, да в Египте, да в Аравии, да в Ларе. А в Хорасанской земле жарко, да не так. Очень жарко в Чаготае. В Ширазе, да в Йезде, да в Кашане жарко, но там ветер бывает. А в Гиляне очень душно и парит сильно, да в Шамахе парит сильно; в Багдаде жарко, да в Хумсе и в Дамаске жарко, а в Халебе не так жарко.

Мухаммедова вера годится. А раст дени худо донот — а правую веру Бог ведает. А правая вера — единого Бога знать и имя его во всяком месте чистом в чистоте призывать.

В Сивасской округе и в Грузинской земле всего в изобилии. И Турецкая земля всем обильна. И Молдавская земля обильна, и дешево там все съестное. Да и Подольская земля всем обильна. А Русь Бог да сохранит! Боже, сохрани ее! Господи, храни ее! На этом свете нет страны, подобной ей, хотя эмиры Русской земли несправедливы. Да устроится Русская земля и да будет в ней справедливость!
Боже, Боже, Боже, Боже!  ///// Олло, Худо, Богъ, Данъиры!

Большой город Дабхол — съезжаются сюда и с Индийского и с Эфиопского поморья. Тут я, окаянный Афанасий, рабище Бога вышнего, творца неба и земли, призадумался о вере христианской, и о Христовом крещении, о постах, святыми отцами устроенных, о заповедях апостольских и устремился мыслию на Русь пойти.

А иного пути нет. На Мекку пойти — значит принять веру бесерменскую. А в Индостане жить — значит издержаться совсем, потому что тут у них все дорого: один я человек, а на харч по два с половиной алтына в день идет, хотя ни вина я не пивал, ни сыты. 

В той земле Эфиопской были мы пять дней. Божией милостью зла не случилось. Много раздали рису, да перцу, да хлеба эфиопам. И они судна не пограбили.

В Маскате встретил я шестую Пасху. 

Божией милостью дошел я до третьего моря — Черного, что по-персидски дарья Стамбульская. Море перешли, да занесло нас к Балаклаве, и оттуда пошли в Гурзуф, и стояли мы там пять дней. Божиею милостью пришел я в Кафу за девять дней до Филиппова поста. Бог творец!

Милостию Божией прошел я три моря. Остальное Бог знает, Бог покровитель ведает. Аминь! Во имя Господа милостивого, милосердного. Господь велик, Боже благой, Господи благой. Иисус дух Божий, мир тебе. Бог велик. Нет Бога, кроме Господа. Господь промыслитель. Хвала Господу, благодарение Богу всепобеждающему. Во имя Бога милостивого, милосердного. Он Бог, кроме которого нет Бога, знающий все тайное и явное. Он милостивый, милосердный. Он не имеет себе подобных. Нет Бога, кроме Господа. Он царь, святость, мир, хранитель, оценивающий добро и зло, всемогущий, исцеляющий, возвеличивающий, творец, создатель, изобразитель, он разрешитель грехов, каратель, разрешающий все затруднения, питающий, победоносный, всеведущий, карающий, исправляющий, сохраняющий, возвышающий, прощающий, низвергающий, всеслышащий, всевидящий, правый, справедливый, благой.

Аминь! Смилна рахмам рагим. Олло акьбирь, акши худо, илелло акшь ходо. Иса рухоало, ааликъсолом. Олло акьберь. А илягаиля илелло. Олло перводигерь. Ахамду лилло, шукур худо афатад. Бисмилнаги размам ррагим. Хуво могу лези, ля лясаильля гуя алимуль гяиби ва шагадити. Хуя рахману рагиму, хубо могу лязи. Ля иляга иль ляхуя. Альмелику, алакудосу, асалому, альмумину, альмугамину, альазизу, алчебару, альмутаканъбиру, алхалику, альбариюу, альмусавирю, алькафару, алькалъхару, альвазаху, альрязаку, альфатагу, альалиму, алькабизу, альбасуту, альхафизу, алльрравию, алмавизу, алмузилю, альсемилю, албасирю, альакаму, альадюлю, алятуфу.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


Памятник в Твери

 

 


Памятник в Твери

 

 


Троицкий список текста.
Последняя страница текста

 

 

POST-SCRIPTUM

Раньше я думал, что песня Гребенщикова "Афанасий Никитин Буги" называется так просто для красоты. Прочитав же теперь целиком "Хожение за три моря", понимаю, что песня именно о нем. Пытаюсь представить, что же было в голове у этого человека, который вдруг столкнулся с тем фактом, что религия не одна, не две, а восемьдесят четыре или больше, что языков, мировоззрений, образов жизни может быть очень много и т. д. 

Песня и клип этот о путешественниках духа, для которых перелеты по свету это не просто деловые командировки и туристические поездки, но они умеют пропускать через себя саму жизнь, культуру и даже религию других народов, смотреть на мир их глазами. Это очень нелегко и нужно иметь крепкую психику, чтобы выдержать долго, чтобы смочь вернуться назад. Хотя, из опыта Кастанеды мы знаем, что назад, в свою деревню из таких путешествий никто не возвращается... 

Фильм, из которого взяты кадры, безусловно более прямолинеен. Но даже в нем довольно много времени уделено именно духовным вопросам и поискам героя, что немаловажно для советского фильма 1958 года.

 



ССЫЛКА НА КЛИП


 

 

 

Для справки.

В главной роли Олег Стриженов (поручик в фильме Григория Чухрая "Сорок первый")

Даца́н — буддийский монастырь

Тируванантапурам  - город на самом юге Индии

Урду - хинди, записанный арабской вязью

Суахили - африканский язык

 

 

 

 

другие тексты